Паутина. Том 2. Тропа над пропастью
Шрифт:
– Бабуля, ты меня напугала, мою доченьку тоже. Разве можно так кричать! Я думала, что-то случилось, а встать не могу. – Недовольно проговорила внучка.
А бабуля хлопала глазами и, казалось, лишилась дара речи.
– Ну, теть Паш, вы нас напугали тоже, а тут вон что! И как это ты сама справилась? – С любопытством стала спрашивать соседка.
Но баба Паша уже пришла в себя, и стала выпроваживать любопытных.
– Простите, соседушки, я подумала о дурном, а раз такое дело, пора вам по домам. Я тут сама справлюсь, и нечего, нечего смотреть ни на внучку, ни на дитя малого. Не обижайтесь, им сейчас не до вас.
И выпроводив
– Немного посижу, ноги трясутся, так и думала, что тебя убили. Как же так, Юленька, ничего бабушке не сказала. Я бы тебе помогла, разве можно одной в такой час быть? И я, дура старая, ничего не заметила, и даже в голову мне не приходила такая мысль.
– Не сказала, потому что ты возилась с бабой Шурой. И не ругай себя, не беспокойся, все обошлось.
– Доктора надо, внученька, пойду, пошлю кого-нибудь, чтобы приехал доктор.
– Не надо, бабушка, не уходи, и доктора не нужно. Уже все хорошо, а увезут в больницу, по дороге растрясут, а потом, ты же знаешь, кормят там плохо, я больничное не ем, а ты ко мне приехать не сможешь. Дня через три позвоним в район, дяде Коле, он приедет, посмотрит меня и дочку. А сейчас побудь со мной, я бы, что-нибудь поела.
– Я сейчас, мигом приготовлю тебе поесть, вот только наведу чуть-чуть порядок. И не мешало бы тебе сменить рубашку и простыню, а то страшно смотреть. Я как гляну, сердце останавливается.
И баба Паша ловко поменяла грязную постель на чистую, и заставила Юлю сменить ночную рубашку. Потом, собрав все белье, замочила его в ванной. И со спокойной душой пошла готовить завтрак.
– Вот ведь как получается, – негромко причитала бабуля. – Не ждала, не гадала, и кто же это отец ребенка? Не видела Юльку ни с кем. Вот скрытная, кого же она пригрела? Ударяет за ней Сенька, но она на него ноль внимания, ей нравится Серега. Точно, это Серега, стервец! Увижу, всю чубрину выщиплю! Ах, стервец! – не могла успокоиться бабуля.
А Юлька прислушивалась к негромкому негодованию бабулечки и ликовала:
«Получилось! Получилось! Поверила бабуля, а как испугалась, жаль, что пришлось ее так испугать, но по-другому никак нельзя было, а теперь заговорят все бабки, что видели, как я рожала и, что кровища была, вся комната и, что чуть не умерла от родов. И пусть сплетничают, чем больше, тем лучше. А дня через три позову своего дядьку, он хоть и терапевт, но справку дать может, что моя крошка здорова, а меня ему не обязательно смотреть, ну пусть для успокоения послушает, пощупает и на этом осмотр можно закончить. А теперь нужно подумать, какое имя дать моей крохотулечке».
Думала Юлька, с трудом удерживая себя в постели. Хотелось встать, пойти на кухню, к бабушке. Помочь ей готовить, и говорить, говорить о малышке. А еще сильней хотелось все честно ей рассказать, но Юлька боялась, что бабуля все расскажет своей подруге, а это уже не будет секретом.
– Бабуля! – позвала Юлька, – а как там баба Шура, оклемалась?
– А что ей сделается, – вышла к ней баба Паша, – отделалась сильным испугом, и шрам на голове будет. Но уже встала, и ходит по хате, но выходить боится.
– Кого же она боится?
– Как кого? Боится того мужика, который ее стукнул в лоб. Я ей говорю, чтоб переходила ко мне, хоть на время, пока выздоровеет, но она не хочет. Может, еще надумает и перейдет. Ешь, вот я тебе кашку сварила, и блинчиков с медом, чтобы молочка для малышки хватало. –
– Да я встану, – смутилась Юлька.
– Я тебе встану, – пригрозила бабуля, – ни в коем случае, тебе еще лежать, да лежать. Ишь, чего надумала! Лежи, ешь, а мне нужно сбегать подоить козу, загляну к Шурке. А тогда приду, постираю, тебе помогу обмыться. Никуда не вставай, и не вздумай выходить на улицу. Эх, и как это тебя угораздило, внученька? Кто хоть этот стервец? Скажи, я его за чубрину приволоку, на дитя глянуть, а потом при мне пусть скажет, что оно ему не нужно. Назови бабушке его имя!
– Бабуль, я разберусь с этим сама, без посредников. Хорошо? А то ты дров наломаешь, больше чем я. Ты лучше посоветуй, какое имя дать малышке.
– Имя? – Задумалась бабуля, – да имен много хороших, например, Дарья, Евдокия, Елизавета.
– Стой! – перебила ее Юлька. – Не нужно перечислять, я их все и сама знаю. Нужно только одно имя. А, может, Светлана? Или еще можно Евгения, это значит Женя.
– Только не мужское имя, у нас достаточно женских имен. Чем плохое имя Ульяна? А когда маленькая, Уля, Улюшка. Давай так сделаем, я пойду, управлюсь, и за это время подумаю, а ты тоже думай, какое имя ей больше подходит. А потом, когда я приду, мы с тобой сядем, и решим эту приятную проблему. – Предложила бабуля и, не дожидаясь ответа, пошла к дверям.
Через минуту Юлька соскочила с кровати и подскочила к окну. Бабушка уже вышла за калитку и направилась по улице к своему дому. Юлька нагрела молока и начала кормить ребенка, а сама думала какое выбрать имя для девочки.
«Надо такое, чтобы звучало, как цветочек, Алена, например. А чем плохое имя? Когда Юлька была маленькая, мама покупала ей шоколад с картинкой Аленой, хорошенькой девчушкой в платочке. Алена, Аленушка, звучит красиво, но как будто из старинной сказки, будто не настоящее, а из далекого прошлого. А может, действительно, назвать дочку Улей, Ульяна, Улюшка. Бабуля придет, подумаем еще», – решила Юлька.
– Эдак, пеленок для тебя будет маловато, нужно что-то придумывать. Вон сколько только за утро накидала. Сейчас бы взять да постирать их, но нельзя бабуля разохается. Даже неудобно здоровой лежать в постели.
Юлька глянула в окно и вовремя, баба Паша почти бегом спешила к дому.
– О, Господи, что это она так бежит, как на пожар. Будто не успеет постирать и убраться.
Юлька юркнула в кровать, рядом посапывала, продолжая чмокать во сне, спала в сухих пеленках малышка. Баба Паша заскочила в дом возбужденная и испуганная. И сразу, с порога, начала рассказывать.
– Представляешь, пошла я домой и думаю, подою вначале козу, управлюсь, а тогда пойду к Шурке, ведь от нее сразу не отделаешься. Ну, вот, прихожу я к ней, когда дома все дела закончила, а Шурка уже выползла во двор, и сидит в тенечке, под яблонькой.
– Что, – говорю, – не сидится в хате, уже не боишься на улицу выходить? Она мне ответила, так слово, за слово и заболтались. Слышим, машина остановилась возле Мотьки. А мы, конечно, осторожненько, в щелку, как не глянуть, тогда весь день будет испорчен, так и будешь думать, кто приезжал. Вот мы и глянули, а там, батюшки, опять та же машина, и тот же мужик, что намедни приезжал. Вылез с машины, и по сторонам стрельнул. Я Шурке говорю «уноси ноги из своей хаты, в мою хату», а сама к тебе поспешила. И чего это он снова приехал, чего ему еще нужно?