Паутина. Том 2. Тропа над пропастью
Шрифт:
Юлька ночью спала, спрятав сумку под полку, обняв Танюшу, она то и дело просыпалась и опять засыпала. За вечер, что провела она со своими попутчиками, Юлька поняла, что они едут в Новосибирск торговать и набрать товар на обратную дорогу. С ней на соседних полках спали три цыганки, а в соседнем купе трое молодых парней. Парни сопровождали своих матерей. Девушка, которую звали Асей, приходилась дочерью одной из цыганок. А вообще они были родственниками. За вечер они столько говорили, что Юлька невольно запомнила некоторые слова, они даже ночью, когда Юлька просыпалась, вертелись у нее в голове. Но перевода их она, конечно, не знала. Против других цыганок Юлька была одета беднее, и золота на ней тоже не было, а дешевые серьги и кольца цыганки сразу отличили от золота. А маленькой Танюше они подарили
– Запомни, внучка, – говорила она, – никогда не бери ни от кого подарков, если не уверенна, что сможешь за них расплатиться. Если возьмешь, значит, даешь повод, требовать от тебя ответного подарка. Ты ведь понимаешь, что я имею ввиду?
Юлька все понимала, вот и сейчас, как наяву она услышала голос бабушки и потом весь вечер она невольно думала о ней. Девушка поднялась и села, бок занемел. Танюша маленькая, а места занимает много, да еще тут же стоит корзинка. Хотелось есть, девушка не успела ничего купить на вокзале, а в поезде не хотелось лезть в пояс за деньгами, и девушка ничего не покупала. Потом, когда она уже легла спать, то вытащила сто рублей, чтобы что-то купить, но по вагонам уже ничего не носили. Так Юлька и осталась на ночь голодной.
«Хоть бы пообедала, ведь Марина говорила, что обед на кухне, все горячее, а я тут голодная».
Нужно было хотя бы не отказываться от угощения, когда цыганки приглашали ее к столу. Она может и села бы, но в купе пришли парни и тоже сели ужинать все вместе. И тот парень, который хотел подарить ей шаль, все время кидал взгляды на Юльку, а ей это не нравилось.
«Не хватало мне еще дорожных романов с цыганом, потом от него не отвяжешься и не убежишь. Хватит мне того, от кого бегу сейчас, хотя толком не знаю от кого бегу. Все на ощущениях, на отрывочных разговорах, на страхе, возможно беспечном. Но береженого Бог бережет. Так вот лучше перестраховаться, чем попасть в неприятное положение, – рассуждала Юлька, а сама смотрела в слепое окно, где была ночь. – Куда я еду, что меня ждет там впереди? – думала она, но страха уже не было. – Руки, ноги есть, не пропаду. Приеду в какой-нибудь небольшой город или даже деревню, стану на квартиру, найду няню, и буду работать. Проживу, не пропаду, главное переждать время, чтобы все забылось, тогда можно вернуться к бабуле. Как ты там, бабулечка, без меня? Увижу ли тебя еще? Не смогу написать, не смогу позвонить, но буду надеяться на лучшее, прости меня, я не могла поступить иначе! Не могла отдать Танюшу в дом малюток. Кто же ты, моя девочка, что за тайна скрывается за твоим рождением? Мы узнаем об этом потом, а сейчас нам нужно с тобой выжить, спрятаться и выжить».
Поезд замедлил ход, подходил к какой-то станции. С полки спрыгнула цыганочка Ася.
– Тебе что-нибудь принести? – спросила она по-русски, а потом, вспомнив, что Юлька не говорит, стала объясняться жестами, но Юлька поспешно закивала головой, протянула деньги и показала, что хочет есть.
– А что взять?
Юлька развела руками, что можно брать все что есть.
Цыганочка помчалась к выходу. Поезд остановился, Юлька смотрела в окно, но не успела прочесть название станции, а какая разница, до Новосибирска еще ехать больше трех суток.
«Четверо суток в дороге и только приеду в Новосибирск, а там пересадка, а билет до Красноярска. Вот там и буду смотреть маленькие станции, где можно сойти, а сейчас все равно какая станция, большая или маленькая».
Мимо окна прошла женщина с ведром яблок, и Юльке страшно захотелось яблок. Она увидела цыганочку, постучала в окно и показала на продавщицу яблок. И вот на полку, на постель цыганочка высыпала целое ведро яблок и снова выскочила на перрон. Юлька собрала яблоки в детскую пеленку и связала в узел.
«Теперь на долго хватит ей этих яблок
Поезд стоял не долго, всего десять минут, но Ася успела набрать полные руки еды: пирожки домашние, в бутылках молоко, вареную картошку и даже яйца. Все это она принесла Юльке, положила на стол и сказала, чтобы она убрала себе в сумку. Юлька кое-что убрала, оставила позавтракать себе и Асе, остальные пассажиры с их купе еще спали. Ася наблюдала за ней, а потом вытащила из-за пазуха сторублевку и отдала назад Юльке. Юлька удивленно смотрела на цыганочку, а та смеялась и показывала руками, что денег не надо, что все это дали даром. Деньги пришлось взять, хотя Юлька никак не могла взять в толк, как могли дать даром те, кто специально пришли ночью наторговать копеечку.
А поезд шел, девушки поели и, улыбаясь, смотрели друг на друга. И вдруг Ася заговорила шепотом на русском языке:
– Ты не знаешь цыганский? Ты не цыганка, правда? Я не скажу своим, это ведь так?
Девушка молчала, она не знала, что отвечать и как поступить. С раннего детства Юлька от взрослых слышала, что цыгане – народ обманчивый и им верить нужно с большой осторожностью. Вот и сейчас, что задумала эта цыганочка, зачем ей нужна Юлькина откровенность? Юлька пожала плечами.
«Нет, не может она рисковать, не должна ни с кем даже на миг, даже на малость быть откровенной. Чем меньше о ней знают, тем лучше».
Поверила ли Ася, может, и нет, но больше вопросов не задавала. Она снова вскарабкалась на свою полку и там затихла, наверно, уснула. А Юлька потихоньку ела яблоко, и щемящая тоска одиночества и неизвестности сдавила сердце. И еще какое-то неясное предчувствие, что очень непростая предстоит ей жизнь, но Юлька отогнала от себя грустные мысли и чувства, стараясь успокоиться. Совсем не плохо складывается все в данный момент, а как будет дальше, время покажет, не стоит волноваться заранее.
А поезд шел, поддакивая ей, останавливался на станциях; и снова дергались вагоны, клацало что-то под поездом, шумно вздыхало; и вновь покачивались вагоны из стороны в сторону, а люди спали, доверив свои жизни машинисту и его помощнику, которые не имели право заснуть. Проснулась и заплакала Танюша, девушка переодела ее и дала грудь. Надо было заварить кашку, но Юлька почему-то боялась оставлять ребенка без присмотра, не сознаваясь себе, она боялась цыган. Может, потому что с детства детей пугали цыганами, что мол, они крадут детей, особенно тех, которые не слушают свою маму и папу. Но сейчас Юлька не ребенок, а опасения остались. «Не бывает дыма без огня», так говорила бабушка. Значит, это случалось, потому и стали говорить.
Малышка снова уснула, и Юлька взяла пустой термос и с ребенком на руках пошла по вагону к бачку с водой. Налила кипятка, закрутила крышку, так безопасно, не обварится кипятком, и снова вернулась на свое место.
«Надо бы еще поспать, – но спать не хотелось, и девушка вновь стала смотреть в темное окно, где изредка вспыхивали огоньки и пролетали мимо, это были разъезды или маленькие полу-станции, на которых скорый не останавливался.
Время для Юльки летело быстро. Ей нравилось ехать в поезде, так далеко она еще никогда не ездила. За те дни, что она провела с попутчиками-цыганами, она узнала много цыганских слов и уже многое понимала из их разговора, тем более что они часто мешали цыганскую речь с хохлацкой. Бабушка Юлькина тоже любила говорить на хохлацком языке – это не чисто украинский, со своим акцентом, многими словами непохожими ни на русский, ни на украинский.
Часто в купе приходили парни, и тогда Юлька отворачивалась ото всех, ей не нравилось то, что на нее все время, не отрывая взгляд, смотрит молодой цыган, которого все называли Андрей. Из их разговора Юлька поняла, что Андрей хочет, чтобы она с ребенком присоединилась к ним, к цыганам, а мать парня была против. И они постоянно ругались из-за этого. Юльку тоже не прельщала такая идея Андрея, он ей не нравился, хоть на вид он был видным, даже красивым парнем. Но быть женой цыгана, ходить с ним по базару и торговать, а потом возвращаться в цыганскую семью, где ей все чуждо: их язык, обычаи, нравы, а может, просто не было у нее симпатии к этому парню, а без любви замуж Юлька не собиралась.