Паутина. Том 4. Волки
Шрифт:
– Если дети нужны были русскому, зачем было везти нас так далеко?
– Тут ты ошибаешься, твой ребенок нужен заказчику, а русский этого ребенка доставит.
– Так как же его зовут или тебе не доверяют и при разговоре отсылают к баранам, чтобы ты ничего не слышал? – съязвила Олеся.
– Ты много говоришь, иди молча! – разозлился Махмуд. – Я знаю много, но это не значит, что ты должна тоже знать то, что мне известно. Вот когда приедет русский, сама спросишь его имя. Но я думаю, ты его знаешь, и спрашивать не захочешь. А теперь молчи,
– Еще один вопрос, последний. – и, не дожидаясь разрешения, Олеся спросила. – Ты не боишься умереть? Ты когда-нибудь ловил диких кошек? Они на вид очень безобидные, маленькие животные. Но если почувствуют опасность, вцепятся в горло своему врагу и загрызают до смерти. Некоторые женщины подобны этим кошкам.
– Это вы что ли кошки? – засмеялся парень. – Не смеши. Я уложу вас рядом с Фатимой. А тебе и Фатиме разрежу животы, вытащу детей и привезу их своему хозяину. Так что я не боюсь смерти, рана в руку не смертельная, я ее уже перевязал. А оружие вот оно, у меня в руке. Зулейка! – закричал он, когда они вышли на поляну. – Я привел вашу подругу, выползай из палатки, если не хочешь, чтобы я начал стрелять.
Из палатки вышла Юлька.
– Чего ты разорался, Фатиме плохо! Пусть Олеся зайдет, поможет мне.
– Так я вас всех вместе и оставлю.
– Сядь у входа, чтобы нас всех видеть.
– Ладно, – согласился парень, – сяду, чтобы вас видеть, но только быстрее, пора возвращаться.
Олеся и Юлька вошли в палатку, на кошме лежала Фатима, глаза ее были закрыты, дыхание тяжелое, что-то клокотало и булькало внутри.
– Боже, что с ней? – испугалась Олеся. – Она без сознания?
– Как видишь, этот козел ее подстрелил. И, как видно, попал в легкое. Слышишь, как дышит?
– Чем мы можем ей помочь?
– Ничем. Я в этом совершенно не смыслю. Это ведь не простуда, это ранение.
– Ты ее перевязала? – Олеся встала на колени и откинула с Фатимы простынь.
– Я ее перевязала сразу, но сейчас повязку необходимо сменить и промыть рану, сделать укол.
– Слей мне на руки и поставь на огонь инструменты. Вот, черт, у нас почти ничего нет, ни знаний, ни лекарства. Везти ее нельзя, как ты ее дотащила, ума не приложу.
– Махмуд, разожги костер, нужно вскипятить воду и инструменты! – мимоходом бросила Юлька парню.
– Никакого костра, сейчас отправляемся в обратный путь! – подскочил на ноги парень.
– Никуда мы не идем. Фатима в тяжелом состоянии, ее нельзя трогать с места! – возразила Юлька.
– Нельзя, значит пусть остается, а вы пойдете, а нет, я вас всех пристрелю и оставлю на острове, большая вода смоет.
– Значит, уйдешь без золотого груза. Так ведь вы называете детей, которых продаете? – Юлька смело посмотрела парню в глаза. – Можешь стрелять, но без Фатимы мы не тронемся с места.
– Ладно, я еще не отдохнул, посижу, выпью чай, а вы поторопитесь. – Он снова сел. – А костер разожжешь сама, вам я уже не слуга.
Олеся в спор не ввязывалась.
– Это плохо, очень плохо, кровь идет вовнутрь, – негромко говорила сама с собой Олеся. – Я не знаю, что делать, это не живот зашить. Легкое зашивать не умею, и кровь убрать тоже не знаю как. Надо поступать в медицинский, чтобы не быть идиоткой, как сейчас, когда необходима помощь, а ты во всем профан.
В палатку вошла Юлька, принесла стерилизованные инструменты.
– Помоги мне ее забинтовать. – обратилась к ней Олеся. – Такая маленькая дырочка, а мы не знаем, чем помочь и во что все это выльется. Нужно уколоть сердечное и антибиотик, чтобы не началось заражение. Больше я ничего не знаю. Послушай, Юль, как там малыш, живой?
Юлька нагнулась над животом и прислонилась к нему ухом.
– Живой, но слишком активный.
Фатима закашлялась и открыла глаза.
– Спасите! – прохрипела она и на ее губах появилась кровь.
– Все будет хорошо, мы все сделали, лежи спокойно.
– Спасите ребенка! – снова проговорила она, сопровождая свои слова хрипом. – Там трава, чай, пить нужно.
– Тихо, тихо, не говори, мы все поняли, сейчас делаем чай, достанем заварку.
– Юля, она говорит за траву, а не за заварку. Ищи траву в рюкзаке.
Юлька вытряхнула все из рюкзака и поспешно стала перебирать вещи.
– Посмотри в детских вещах, – подсказала Олеся.
– Нашла, вот она, сейчас я быстро.
Она насыпала в кружку травы и, выскочив к костру, налила с чайника в кружку кипятка. Махмуд молча наблюдал за ней. Он, конечно, все слышал, что происходило в палатке, но молчал. Юльке было не до него, она студила заваренный чай, чтобы напоить Фатиму, которая лежала с закрытыми глазами.
– Олеся, я ее подниму чуть, чуть, а ты напои чаем. Возможно, это лечебная трава и ей станет лучше.
Видно было, что женщина пьет с трудом, но пересиливая боль, она выпила всю кружку. Некоторое время она лежала неподвижно, лишь тяжелое дыхание говорило о том, что она еще жива. Смертельная бледность разлилась по ее лицу, губы были бесцветные и сухие. Вдруг она открыла глаза и проговорила совершенно отчетливо:
– Началось, Олеся, береги моего сына, я отдаю тебе его. Там, в детском белье есть бумага, на всякий случай, – запрокинув голову, она судорожно втянула в себя воздух.
И тут же послышался ее жуткий стон, как вой раненой волчицы. Он прерывался на миг, в этот момент, она собирала все свои силы и старалась вытолкнуть из раненного тела своего ребенка, чтобы сохранить ему жизнь. И вновь вой вырывался из палатки, и, казалось, заполнял весь маленький остров.
– Что она так воет? – не выдержал Махмуд, заглядывая в палатку. – Терпенья нет слушать, волос на голове встает дыбом.
– Попробовал бы сам родить, не так бы выл, – огрызнулась Юлька. – Не слушай, отойди подальше, все равно мы никуда не денемся.