Павлик Морозов [1978]
Шрифт:
— Постой, — проговорил Дымов, внимательно выслушав Потупчика, — как звали этого человека?
— Кулуканов… Лучшую землю забрал себе, заешь его гнус! Такой кулачище!
— Хм… — Дымов казался очень заинтересованным. — А ведь в сельсовете этот человек кулаком не числится. Так и записано: середняк Кулуканов Арсений Игнатьевич. Подожди-ка, у меня, кажется, список населения есть. Ну-ка, пойдем к свету, дядя Василь.
Они снова ушли в избу. Мотя взглянула на Павла:
—
— Сейчас хлынет, — уклончиво ответил он, глядя в небо. — Я побегу.
Мотя с минуту прислушивалась к шагам убегающего мальчика, потом вышла на середину двора, запрокинула голову. Ее ударила по щеке крупная холодная капля. Она протянула к черному небу руки:
— Дождик, дождик, припусти…
Глава V
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Павел, запыхавшись, влетел в избу. Мать стояла у окна, вглядываясь в темень и кутаясь в шаль. Услышав стук двери, повернулась к сыну, облегченно вздохнула:
— Тебя что ж, хворостиной надо домой загонять?
— Маманька, мы там с приезжим заговорились.
— Заговорились! Вон дождь какой находит… Идем к деду.
— Зачем?
— Отец велел.
Павел помолчал.
— А где братья?
— Давно у деда. Идем скорей, а то отец придет, осерчает.
Павел стоял, не двигаясь, хмуро шевелил бровями. Брови у него крутые, черные, над правой — маленькая коричневая родинка.
— Ну, идем же, Паша.
Он вдруг сорвался с места, подошел к матери, зашептал горячо:
— Маманька… почему, как плохая погода, нам всегда к деду идти? Почему? Опять к нему хромой из лагеря придет?
Мать быстро наклонилась к сыну:
— Пашутка, сынок, не трогай ты отца, не путайся в его дела! Слышишь, сынок? Сердце у меня болит — прибьет он тебя!
Мальчик смотрел в бледное лицо матери, в ее встревоженные, усталые глаза и чувствовал, как у него начинает дрожать подбородок. Он легко высвободился из рук матери, надел длиннополую куртку, широкий отцовский картуз.
— Я к Яшке Юдову пойду. Сегодня из Тавды газеты пришли, читать будем.
— Ну, ступай… А я у деда буду.
Они вышли вместе. Павел дождался, когда мать исчезла в темноте, и, озираясь, присел под сараем.
Бесновался ветер. Дождь шумел вокруг мощно и ровно, заглушая гул недалекой тайги. По временам, когда вспыхивала молния, было видно, как под ветром гнутся острые верхушки деревьев. Павел поежился: с крыши за шиворот потекла холодная струйка.
Глаза привыкли к темноте, и теперь ему было хорошо видно крыльцо.
Сначала, покачиваясь и шлепая по лужам сапогами, отец прошел. «Пьян», — подумал Павел. Он ждал другого, и тот,
Павел поднялся, ежась. Его знобило. Мысли в голове такие страшные, неясные — не поймешь, что делать… Да, что делать?
Он взбежал на крыльцо, прислушался, приоткрыл дверь, заглянул.
В комнате было пусто. В другой комнате мигал свет лампы от ворвавшегося ветра. Наверно, отец и хромой там.
Ветер вырвал дверь из рук, широко распахнул, стукнул о стену.
Теперь раздумывать нельзя больше ни секунды. Рядом с дверью — печь, на которой Павел спит с Федей… Можно скрыться на ней…
Он неслышно скользнул на печь, свернулся калачиком.
Ветер играл дверью.
Отец вышел, выглянул во двор, захлопнул дверь, вернулся к столу.
— Что там? — услышал Павел глухой голос незнакомца.
— Ветер…
— Ну и буря! — Незнакомец кашлянул. — Так как же, Трофим Сергеевич?
— Мало даете. — Отец длинно зевнул; было слышно, как он сел на затрещавшую кровать. — Ты пойми, мне это, может, жизни стоит, а вам денег жалко.
— Так мы ж не жалеем, Трофим Сергеевич.
— Жалеете! А меня за решетку — и никаких разговоров… Понял? — Отец щелкнул замком портфеля, зашелестел бумажками. — Вот они, удостоверения. Гляди, тут я пропуск сделал: сами фамилии впишете, какие хотите.
Молчание. Должно быть, незнакомец читал.
— Хорошие бумажки, Трофим Сергеевич.
Отец рассмеялся:
— С такими удостоверениями хоть в Москву езжай, в самый Кремль!
Незнакомец ответил не сразу, а когда заговорил, в его низком, глухом голосе послышалась такая ярость, что Павел вздрогнул:
— Это мы знаем, куда ехать надо.
Отец заворочался на кровати, спросил чуть удивленно:
— И много там вас… таких, как ты?
— Да нет… (Мальчику почудилось, что гость горько усмехнулся). Есть и такие, что непрочь по-советски жить. Только это не для тех, у кого огонь душу печет! Так как же, Трофим Сергеевич?
— Возьми вот этих пару.
— Только пару?
— Остальные после дам… Понял? Когда все деньги заплатите. Вот так, значит.
— Ну, добре… — Незнакомец зашелестел мокрым дождевиком. — Я слышал, к вам приехал из района кто-то?
— Приехал один. Да ты не бойся.
— Меня не запугаешь! Прощевайте, Трофим Сергеевич.
— До встречи…
Незнакомец ушел. Отец походил по избе, бормоча что-то, прикрутил лампу, снял сапоги. Скоро Павел услышал его храп.