Pavor Nocturnus
Шрифт:
— Пусти меня! Я и правда лучше к Лави уйду, чем буду терпеть твое безумие.
Ладонь вспотела, и это позволило ей вырваться. Догнал перед лестницей, пришлось толкнуть, навалиться, завести руки за спину. Плечевые и локтевые суставы страшно щелкнули, я видел лицо, искаженное болью. Нужно было приподнять, поставить на ноги. Для этого пришлось потянуть, в том же положении рук. Я пытался поддерживать за плечи, я не мог по-другому!
Краткий высокий звук — больнее выстрела в сердце. Я зажмурился.
— Ненавижу! Ненавижу тебя…
Я
Дверной проем — она переступила его, и я ослабил хватку, легко толкнул. Ожидал, что повернется и накинется — движениями и словами. Ни звука, ни движения. Просто застыла на месте, спиной ко мне. Руки повисли по бокам туловища, будто сломанные… Может!.. Медленно начали подниматься вверх, к лицу. Там остановились. Ровная осанка искривилась, выдалась вперед. Дрожь в слабеющих ногах — и падение. Я будто сам почувствовал боль в коленях.
Алисия не плакала с шестилетнего возраста. При мне, по крайней мере. Возможно, хотела казаться сильнее, взрослее, а может, и правда стоически терпела все: ушибы, раны, падения, уколы, ссоры с друзьями и со мной. Не только физическое, но и эмоциональное. Поэтому страшно было видеть содрогания всего тела, слышать отчаянный крик, сильные всхлипы. Я уже не обращал внимания на помехи — чем бы они ни были вызваны. Теперь они сливались, были частью окружения. Только бы не увидеть лицо, я не вынесу этого!
Захлопнул дверь, и все отдалилось. Даже режущие душу звуки прекратились мгновенно. Ладонь дрожала, сжимая дверную ручку. Нужно войти, узнать, почему перестала плакать? Нет, за 6-7 минут ничего не случится… И я отдышусь после этого.
Я закрыл комнату на ключ, приказал Первому смотреть на окно Алисии, во всех смыслах не моргать. Звонок ее телефона — последнее, что я услышал. Пятый? Сейчас все равно…
Адреналин циркулировал по крови в страшных дозах. Пространство размытое, одни силуэты и линии, как в окне несущейся на 220 км/ч машине. Я спешил: ступени, коридор, кухня. Включить чайник, открыть дверцу шкафа, достать две коробки с китайской лапшой (нет времени на полноценную еду). Список действий вместо мыслей.
Разум будто разделился, две половины. Один я не мог избавиться от того, что сделал, другой ругал электрический прибор за медлительность. Один дрожал: я никогда не причинял ей боли. Почти никогда… Хотелось сломать руки, пальцы, хоть что-нибудь. Нужна была боль. Случайно ли я обжегся кипятком? Чайник выплеснул или я разлил на себя? Точно не знаю, но вылилось много. Это вернуло к реальности: ко второму я. Он залил коробки, ждал приготовления лапши. На упаковке написано 5 минут. Считал по секундам. Без часов — я не уступал в точности. Прошло только 4:38. Черт с ним! Нельзя оставлять ее одну.
Я оставил коробки на полу перед комнатой. Сначала открыл дверь, думал, даже
Что случилось за эти 6 минут 12 секунд?
Задумчивость исчезла, мой приход сбил концентрацию. Алисия читала книгу, игнорируя меня, сидящего на стуле, еду на тумбе. Точнее, делала вид: глаза двигались 3-4 строки и застывали. О чем она думает? Обо мне? О «лучшем, что было в ее жизни»? Обидные слова для отца. Все-таки она еще импульсивна, неопытна, наивна…
Иногда телефон пищал, оповещая о пришедшем сообщении. Она мгновенно хваталась за него, пальцы ловко нажимали на кнопки. Пятый — 100%! Но этот разговор на потом, сейчас абсолютно не хотелось вспоминать его.
Голос в тишине казался громким, чуждым, нежеланным. Я просил прощения за случившееся, настаивал на еде, на которую она даже не взглянула. Быстро замолкал. Переместилась за письменный стол, кажется, рисовала на бумаге черной ручкой. Броские штрихи — плавные изогнутые линии — точки — снова штрихи, частые, на одном месте. Что там? Она не ответила на просьбу показать, делала вид, что меня не существует здесь.
Ничего, лучше она будет обиженной, чем пропавшей без вести…
Она взволнованно осмотрела тумбы, комод, заглянула под кровать и снова легла, уже под одеяло. Настроение заметно убавилось.
— Можно пленнице последнее желание?
— Не говори так, Алисия! Что нужно?
— Плюшевые игрушки. Не важно, какие и сколько, но лучше все. Они на чердаке.
— Зачем? Это очередная твоя шутка?
— С ними будет… спокойнее.
— Искать очень долго, я не могу оставить тебя без присмотра. Меня недостаточно для чувства безопасности?
— Бесполезно… В таком случае спокойной ночи. И если оно все-таки заберет меня, знай: это будет только твоя вина.
Слова, просто слова. Слепая холодная ненависть говорит за нее.
Время выстроилось спиралью. Я сидел на стуле неподвижно, как в трансе. Взгляд только на Алисию: щелчок выключателя лампы, скрип кровати, повернулась на бок. Глаза окончательно привыкли к темноте, и я видел ее очертания в кровати. События ускорялись — сужение витков спирали. Ее дыхание стало глубоким, ритмичным, она меняла положение на спину, на другой бок. Прошло 1,5 часа, а по ощущениям 3 минуты.
Силуэт возле кровати. Голубая ночная рубашка, идеальные изгибы тела, напев колыбельной мелодии, родной запах… Два аквамариновых камня-глаза посмотрели на меня — тепло на затылке. Исчезла. Видение длилось 0,7 секунды, не дольше.