Pavor Nocturnus
Шрифт:
Господи Иисусе, тут и не поймешь, где хуже, во снах или в реальности — да кем же я был в прошлой жизни, что мне такое наказание!
Я не сразу понял, кто, что и главное зачем — первая мысль про Мудрого Филина, мол, мне сейчас будет крышка, причем даже не бутылочная, а от канализационного люка, большая, тяжелая и по голове. Добавкой к зрительному ужасу паршивцы подключили ультразвук со смехом, пришлось подпеть от неожиданности, чуть голос криком не сорвал, еще и подскочил, как солдат после бомбежки, контуженный на все, что только можно. И наконец-то дошло, что это всего лишь две небитые ремнем задницы — ах вы, малявки бесстрашные, ничего, сейчас Армани Коллин задаст вам трепку!
После
Не то скрип дверных петель, не то последнее издыхание больного животного послышалось над ухом, а в окошке коморки охранника загорелись две из трех полосок лица, нижняя стала дугой, причем выпуклой частью вниз. И чего этот глупый старикан ждет, приглашения, еще и лыбится тут — сдам с потрохами лично, а про себя все буду отрицать, примерно так сильно я был зол!
— Нарушители! На фабрике! Ловите же их!
— Где это? — Он нацепил удивление, даже приоткрыл глаза на пару миллиметров. — Какие же это нарушители, когда один из них, вне всяких сомнений, ваш новый знакомый. С ним, как он мне сказал, его друг, из чего я делаю вывод: друг друга мистера Коллина — друг самого мистера Коллина (иначе в жизни не бывает), и они имеют право раскрасить его одинокое утро. Итак, разве я не прав и это не ваши друзья?
— Друзья! — крикнул я, хотя сам не понял своей интонации, там по чуть-чуть от раздражения до удивления и смеха (нервного).
Что, если мне и правда… ве… весе… Нет, у меня это слово даже не пишется в их адрес. С ними не веселье, а головная боль, а я вот ни капли не мазохист, уж простите! Плевать на этого горе-охранника — с двумя сопляками я как-нибудь и сам справлюсь, просто поймать их за шиворот, как котят, и пинком под зад.
И вот такой грозной машиной для стрижки газона я подходил к раздевалке, то бишь рычал, сметал все на пути и готов был проучить их по старинке, даже жалел, что ремень из какой-то китайской дряни, а не дубовой кожи сделан. Я забыл, как видеть, слышать, двигаться и тем более злиться — запах еще теплой еды вел меня к столику, где с одного края заняли стул половинками задниц сопливые морды, а на другом источала настоящие феромоны крохотная (по моим голодным меркам), но все-таки порция еды в контейнере… Паста! Еще и с базиликом! И чем-то похожим на болоньезе… От одного вида желудок скрутился в дудочку, я думал, кислота дырку в животе прожжет или хотя бы пойдет выше, чтобы плюнуть в них — какие гадины, это не просто бессовестно, а бесчеловечно, да за такое казнить надо, я уже был наготове!
— Угощайся, Армани. А то скоро остынет.
Я застыл, как статуя у диких аборигенов, даже в ушах поковырялся — сам не помню, когда в последний раз ел, может, это у меня уже голодные галлюцинации, такой фантастики
— Там отрава или что?
— Я тебе говорил, Ви, он немного странный, — сказал ДеВи шепотом Тонконожке, но я, понятное дело, все слышал.
— Да, мы вчера познакомились, — отвечала паршивка ему, будто меня тут вообще не было.
— Эй, вы тут совсем страх потеряли?! Да от вас что угодно можно ожидать, то кнуты, то пряники!
— Как хочешь. Тогда мы сами съедим.
ДеВи вцепился в боковушку контейнера и медленно, то бишь нарочно двигал к себе с видом, мол, последний шанс дает, даже отсчет вел, небось… 3… 2… 1… Конечно, я вцепился в пластик, как младенец в грудь матери, сбросил его пальцы и поставил родной флаг перед собой[1]. Я сел на стул с подозрительным видом — дело в том, что в цирке дрессировщик может и за кормежку отвечать, то бишь пять минут назад укрощал животину, а теперь миску ставит, и та, естественно, уже не верит в доброту, ходит вокруг да около, обнюхивает со всех сторон. Я тоже осмотрел пасту, вроде не машинное масло, обычный базилик, а не крапива, и сверху ни тараканов, ни комков шерсти — ой, плевать, я бы и крысиный яд под томатным соусом съел и не подавился бы, не то что родные феттучини[2]!
Наверное, я хлюпал на всю фабрику и аж причмокивал, когда втягивал полосочки пасты, но там не до рамок приличия было, и как бы вообще не расплакаться от блаженства. Не без огрехов, конечно, я все-таки мастер этого дела, но сработало много чего, во-первых, на халяву и древесные опилки сойдут, во-вторых, голод усиливал вкус в раз эдак пятьдесят, и в-третьих, действительно недурно, хотя в соусе не хватало сливочности и прованских трав. Это я сейчас вспоминаю, а тогда набивал рот и в разговоре иногда плевался кусочками на стол, сразу же подбирал их.
— Итак, должок за твое, ДеВи, спасение принят, а ты, — я указал вилкой на Тонконожку, и она с искренней наглостью удивилась, — все еще должна мне мелочь за проезд. Но если вечером на столе так же будет лежать жирный кусок мяса, мы в расчете.
— Ах ты! А я… Я, между прочим, уговаривала Олю, чтоб согласилась встретиться с тобой и все обсудить, а ты вот как…
— А я спас вас обоих вчера энное количество раз. Смотри, чтоб не оборзел на целых три стейка, а то я могу! И вообще, вы сюда спорить приперлись, что ли? Прохлаждаетесь почем зря вместо бесценных школьных знаний.
— Ты чего, Армани, — возмутился ДеВи, будто я сморозил какую-то глупость. — Сегодня же суббота, выходной.
С этими странностями, малявками и беготней от монстров не до счета дней недели, хотя пустота на фабрике и дерзость Три Полоски должны были меня смутить. Я расплылся в улыбке и уже размечтался, как отдохну от всех и вся, и подготовлюсь ко встрече с Олей — этот день обещает быть все лучше и лучше с каждой минутой, подозрительно это! Но ДеВи тут же оборвал аттракцион невиданной щедрости от жизни:
— Мы с Виолеттой хотели попросить тебя сходить с нами в школу…
— Нет, — сказал я сразу. Тут думать нечего — в тот террариум я вернусь только под угрозой смерти, причем не своей, а Олиной.
— Сегодня, — продолжал он, как если бы уши керосином залил, — последняя репетиция нашего выступления на празднике. Завтра же День защиты детей, вот со всех и требуют поделку и участие в сценке…
— Дважды нет! То есть трижды… или сколько там выходит, я уже сбился со счета.
— Поделку мы с Ви уже почти сделали, а вот сценка… В ней появляются родители и в конце все вместе кланяются. Я просил папу, но он отказался, а там роль… мужская, поэтому и нужно было пап пригласить. И я подумал, может, ты пойдешь со мной… хотя бы как… брат. Это… даже лучше будет!