Печать дьявола
Шрифт:
Но лишь поначалу.
Читаемые им чужие мысли были грязнее его собственных, и постепенно Хамал сам стал мыслить всё циничнее и безжалостнее. Он не заметил, как образ его новых мыслей исподволь растлил его, ибо грязное помышление властно влекло его к исполнению помысла. Хамал, почти насмерть отравив душу чёрными помыслами, перепробовал все ухищрения и изыски похоти и дошёл до пределов разврата. Он последовательно перебывал в роскошнейших борделях, где услаждался любовью в каменных гротах с таинственным освещением, имел девиц в бассейнах на манер Востока, наконец, в самом знаменитом борделе, у Лувуа, где была специально подготовлена анфилада пышно обставленных комнат для маньяков -- любителей экзотики, тоже стал завсегдатаем. Стены комнат там были зеркальными.
Пресыщение наступило быстро, но, увы, не это убивало его, -- ему некуда, некуда, некуда было деваться от жуткого понимания мыслей самой последней проститутки. Он платил -- и требовал определённых услуг. Ему их и оказывали. Он слышал слова радушия и восхищения, перед ним играли упоение и восторг. Но проклятый дар чтения помыслов убивал любую ложь.
Он безошибочно видел за любезными словами и сладострастными вздохами -- скуку, лень и отвращение. "Когда же ты, мерзавец, кончишь и уберёшься?" -- читал он мысли проститутки, только что выказывавшей истинную страсть и желание вечно покоиться в его объятиях. Он возненавидел женщин, и вскоре единственным возбуждающим средством для него остался бич флагеллантов, дававший возможность расплатиться за мерзость прочитанных мыслей, да и, кроме того, уж что-что, но крики боли были неподдельны!
Теперь он отдавал предпочтение немногим самым извращённым садистским прихотям, коим, несмотря на субтильность, предавался с завидной регулярностью. Жалобы девочек мадам Бове на его жестокость и болезненные склонности взбесили его, но Хамал не хотел, чтобы в Меровинге, где ему предстояло пробыть годы, стало известно о его пристрастиях. Кроме того, холодный ум советовал утихомирить свои аппетиты на время учёбы, а истощённый организм просто жаждал покоя.
Хамал понял, что необходимо остановиться, а оглядевшись вокруг по прибытии в университет, Гиллель сделал это без малейших усилий, и причиной было совсем не трезвое понимание ситуации, касавшейся его здоровья. Все объяснялось куда проще.
Он до смерти перепугался. И не столько антисемитских выходок того же Мормо, сколько его тайных мыслей. И если Гиллеля выводили из себя унижающие его достоинство намёки Нергала, то размышления последнего просто леденили. Это безумие какое-то! Мысли Августа выдавали вампира, размышления Фенрица были и того хуже. Легенды о вервольфах и графе Дракуле Гиллель слышал, но думал, что это -- легенды. Никогда не отличавшийся храбростью, умный Хамал был поначалу просто в ужасе.
Впрочем, постепенно, продолжая наблюдения, он несколько успокоился. Август отнюдь не собирался утолять здесь, в замке, свой противоестественный аппетит, Фенриц тоже не горел желанием перегрызть глотки своих сокурсников, оба они, как и он сам, понял Хамал, вовсе не расположены были демонстрировать в Меровинге свои жуткие склонности. Для реализации своих пристрастий они имели другие возможности, и это Гиллель тоже вскоре понял.
Виллигут, чьи мысли Хамал прочёл сразу по приезде в замок, казался ему просто выродком, при всей развращённости содомия никогда не привлекала Гиллеля, и мысли Генриха, даже случайно прочитанные, вызывали тошноту -- до спазмов в желудке. Уродство Хеллы не завораживало его, как Невера, а просто отталкивало. Он даже отворачивался, встречая её. "Кого тут собрали, чёрт возьми?"
Новый приступ ужаса вызвала Лили фон Нирах, дурным апломбом и презрением к его народу не понравившаяся ему ещё в день приезда. Мысли её Хамал до конца не понял, но, уразумев, что происходит с теми, кто имел несчастье угодить в её постель, Гиллель обезопасил себя двойным запором.
И тут случайно обнаружил, что другой особе -- мисс Патолс -- ни двери, ни стены
Хамал предусмотрительно приказал поставить двойные замки на свои шкафы, сундуки и саквояжи, самые ценные вещи отправил домой.
Теперь он ходил по аудиториям и залам Меровинга, глядя в пол и бормоча про себя как заклинание, стихи Гейне, которого обожал. Потом начал искать спасения в отстранённых и сумеречных текстах Каббалы, варьируя Сефиры и ища сокровенный смысл Изначальных букв. Чужие мысли вызывали теперь только отвращение. Беседой он удостаивал лишь Эммануэля Ригеля и иногда -- Сирраха Риммона и Мориса де Невера, переставал даже дышать, сталкиваясь с Фенрицем Нергалом и Августом Мормо, всё так же избегал Лили фон Нирах и мисс Хеллу Митгарт и, как от зачумлённого, шарахался от Генриха Виллигута.
* * *
– - ...Ну, что скажете, Рафаил? Как вам наши питомцы? Не знаю, как вы, а я так даже в восторге. Живые, непоседливые, очаровательные, непосредственные! Просто милашки. Вы не согласны?
– - Эфраим Вил склонился к собеседнику.
Они были одни в деканате. Рафаэль Вальяно сидел, утонув в большом кресле с истертой клетчатой обивкой, и молчал.
– - Мне кажется, однако, что при всем их очаровании, им пора и зубки показать ...
– - задумчиво продолжил куратор, -- они способны на многое и пока, надо заметить, были весьма сдержаны. В сентябре они несколько разочаровали меня ... скромностью и целомудрием. Пора бы уж проявить себя ... в полноте.
– - Не волнуйтесь, Эфронимус, они себя проявят, -- насмешливо успокоил его Вальяно.
– - Завтра полнолуние...
– - А... вы тоже заметили? Да-да... Завтра полнолуние.
Часть 2. Октябрьское полнолуние.
Глава 6.
Чёрная месса
Люди, встречаемые на улице, втайне предаются обрядам Чёрной Магии, ищут связи с силами Тьмы, дабы удовлетворить свои амбиции, дабы творить -- единым словом -- Зло.
– - Ж.К. Гюисманс
На следующий день, двадцать шестого октября, покинув аудиторию профессора Ланери, которого Морис де Невер буквально потряс глубочайшими знаниями о войне Алой и Белой Роз, студенты разбрелись по коридорам. Как тени промелькнули и исчезли куда-то Сибил и Эстель. За ними, ускоряя шаги, двинулся Сиррах Риммон. Хелла Митгарт, схватив за руку брата, поволокла его в Южный портал. Лили фон Нирах и Мормо уединились в апартаментах Августа с видом заговорщиков.
Невер любезно поблагодарил Гиллеля Хамала за столь оправдавшееся вчерашнее предупреждение и предложил Эммануэлю и Хамалу разделить с ним трапезу, а затем скоротать остаток дня в читальне. Гиллель поблагодарил, но уклонился от предложения. Он удалился к себе, провожаемый пристальным взглядом Невера.
Величаво ступая по лестничным пролётам, мимо тихо прошла мисс Эрна Патолс, выделявшаяся царственной осанкой и удивительной молчаливостью. Её сокурсники предположили было, что молчит она по той простой причине, что ей нечего сказать. Мормо тогда же тихо прошептал на ухо Митгарту, что для того чтобы быть дурой, бабе вовсе необязательно быть блондинкой. Однако Хамал, кого-то цитируя, заметил, что само молчание, хоть и не доказывает наличия ума, всё же свидетельствует об отсутствии глупости. Этим он, помнится, разозлил красотку Эстель и удивил Мориса де Невера.