Печать Джа. Том первый

Углов Артем

Я попытался узнать, в чем заключалась причина ареста капитана, но матросы сами толком не знали. Даже всеведущий Рогги вынужден был признать:

– Пес разберет, - и чуть подумав, добавил: - после островов «Святой Мади» все наперекосяк пошло. Будто порчу на нас навели местные шаманы. Сначала Жедяй сгинул с парнями, потом барон этот… забери шантру его душу.

– От лихого барона все несчастья, - подтвердил Зычник. – Надо было аристократишку до конца плаванья в каюте запереть, только капитан наш уж больно мягким становится, когда на борту денежные пассажиры.

–

Да причем здесь барон! – громыхнул голос Бабуры откуда-то сверху из дымки тумана. – Вы вспомните, чего дурачок Ленни учудил. Это же надо было додуматься, чтобы нужду справить прямо на палубу. Попытался боцман скверну от корабля отвести, да видать уж сильно боги прогневались.

– А я тебе говорю, барон это, - не унимался Зычник. – Лучше вспомни церковников, по чью душу чернецы на корабль явились? В чьей каюте Ротейры рычали, пуская пену. Вот то-то и оно. Не зря поговаривают, что барон не простым оказался. Печать он перевозил…

– Тихо ты, - одновременно прицыкнули на парня Бабура и Рогги.

– А чего такого сказал, - обиделся тот, - все же об этом болтают.

– Болтают может и все, а проблемы у нас будут. Или давно в камере не сидел, хлебая прокисшую баланду? О том, что барон в саквояже перевозил, пускай голова у местных властей болит. А с нас чего взять, мы люди маленькие, в больших делах не участвуем.

– Поговаривают, барон живой, - не унимался Зычник. За что и схлопотал подзатыльник от Рогги. После чего обиженно умолк, погрузив заросший подбородок в пенную шапку.

– Как живой? – насторожился я.

– Танцор, ты его не слушай. Один дурак где-то сболтнул, другой уши развесил. Слухи все это: про то, что барона в городе видели и про Печать…, - Бабура вовремя остановился. Прикрыв глаза, сотворил левой рукой размашистый оберег. За подобное святотатство чернецы точно плетей бы всыпали. Запрещено небесные знаки левым перстом творить, да еще и в прихлёбку с пивом.

– Кто барона видел? – не успокоился я на этом.

– Говорю же, никто… Знаешь как оно бывает со слухами.

– Про барона может и слухи, - согласился Рогги, - а вот по поводу камня, я бы не стал торопиться с выводами. Сам подумай, уж больно гладко все складывается. И черные паруса, и Ротейры на палубе и Жедяй… Помнишь, о чем он болтал, прежде чем с бароном из таверны выйти?

Бабура глянул из-под лохматых бровей, но ничего не ответил. Тогда Рогги продолжил:

– А говорил Жедяй, что скоро разбогатеет. Что когда прибудет домой, купит корабль и станет заниматься перевозками. Целый, мать его, корабль… Спрашивается, на какие барыши? – матрос огляделся и, склонившись над столом, зашептал. – А я тебе скажу, на какие. Той ночью решил он порешить барончика, а небесный камень себе забрать, но что-то пошло не так. Уверен, лежит он сейчас с корешами и разлагается под лучами жаркого солнца. Как и его светлость.

– Кто убил? – в миг пересохшим горлом переспросил я. Вот тебе и Рогги, вот и всезнайка. Видать не зря прозвище дали, раз додуматься смог.

– Многие про тот артефакт слышали. Теперь концов не найдешь, что и кому барон сболтнул по пьяни.

Могли наши кончить, а могли и местные постараться.

– И где теперь этот камень? – спросил я, особо не рассчитывая на успех. Откуда было знать простому матросу про секретные дела. Но Рогги в очередной раз сумел удивить.

– Помнишь второго пассажира? – спросил он вдруг.

– Это который тихий и неприметный, ни с кем не разговаривал?

– Он самый, - Рогги удовлетворенно кивнул. – Ты правильно его описал: тихий и неприметный. Как показывает жизнь такие люди самыми опасными бывают. Скрываются до поры до времени в тени, а потом раз – и козырной валет. Не зря чернецы того лысого с татуировками на борту оставили. Ох, не зря… За ним он присматривал, как пить дать.

– Опять ты за свое, - возмутился Бабура. – Сколько можно воду в ступе толочь.

– Ничего не воду. Лучше вспомни, сколько саквояжей в руках у тихони-пассажира было, когда в порту сходил? Два! А когда на судно грузился? Молчишь… а я тебе скажу – один у него был. Один! Тогда откуда прибытку взяться?

– Может «тихоня» на островах товарами закупился?

– А ты уверен, что он на берег сходил, а не просидел все это время в каюте?

– Да чего ты докопался, - возмутился Бабура.
– Делать мне больше нечего, как за пассажирами следить. Не знаю, откуда у него второй саквояж, понял?! Не знаю, и знать не хочу. Мне от этих разговоров ни холодно, ни жарко – сплошная головная боль. Еще не приведи Всеотец, местная стража прознает, про что мы тут за кружечкой пива судачим, тогда точно двумя днями кутузки не отделаемся.

Второй пассажир… А вот и зацепка, будет о чем сестрице поведать. Может и чернецы заинтересуются новостью. Не зря же брат Изакис остаток пути приглядывал за подозрительным «тихоней». Интересно, кто он такой и откуда взялся?

Не успел я порадоваться удачи, как вдруг замер, поражённый догадкой. Она была настолько простой, что первые секунды не решался «притрагиваться», словно опасаясь, что та истает в табачной дымке. Застыл с кружкой пива в руках, пялясь в остатки густой пены, что стекала по краям.

Сообщить чернецам новость… А они вообще об этом просили? Печатью был одержим смотровой Яруш. Ещё братья Моретти проявили глубокую заинтересованность. И милая сестрица с Гаскинсом готовы были рискнуть жизнью ради куска камня. Да чего уж греха таить, я сам попал под чары небесного артефакта. И только церковникам было наплевать. Складывалось впечатление, что они с самого начала знали, у кого находится камень.

Задери шантру проклятых чернецов, это же настолько очевидно. Настолько, что даже не удобно признаваться в собственной глупости. Брату Серафиму и брату Изакису была нужна не легендарная Печать – та самая гребаная Печать, лишавшая жизни на старом континенте. Им был нужен человек, им была нужна баронесса – бледная моль, у которой даже денег не имелось на поддержание особняка. Да какое там хозяйство, когда она за собой уследить не могла. По дому ходила, что растрепанная кукла и только при выходе в свет более-менее приводила внешность в порядок.