Печать Джа. Том первый

Углов Артем

В другой раз непременно бы ушел, но сейчас этот забытый всеми старик согревал душу. Было что-то родное в сгорбленной фигуре, в том как он подслеповато щурил глаза, вглядываясь в далекий горизонт.

Я сходил и купил пару мандаринов. А потом сидел и наблюдал, как старик дрожащими пальцами снимает шкурку. Как ломает на дольки и очищает от прозрачной пленки мякоть. Как запихивает в рот и тщательно пережёвывает голыми деснами.

– Скажи, отец, а отчего на кораблях в качестве движущей силы монополь не используется? – задал я давно мучавший меня вопрос.

– Как

это не используется? – удивился дедок. – Используется, да еще как, только тут вот какая штука… Знаешь сколько стоит грамм монополи? Вот то-то и оно… Его и не найти в свободной продаже, только через специализированные конторы, подконтрольные государству или военным. А знаешь, сколько требуется вещества, чтобы сдвинуть этакую махину, как корабль? Да проще город осветить, чем заставить три тыщщи тонн по волнам бегать. Не забывай, что энергию эту в движительную силу еще преобразовать требуется. А для этого моторы нужны, не такие как на автомобилях стоят, а куда объемнее и сложнее, чтобы лопасти крутились. Помнится, лет десять назад спустили на воду один фрегат … как бишь он назывался?
– старческие глаза выжидающе уставились на меня.

Пришлось пожать плечами.

– Ну да и хрен с ним - тут другое важно. После двух дней в пути мотор у фрегата намертво заклинило. Пришлось ставить корабль в доки и долгие недели ковыряться в сложном механизме. Починили и в плаванье - а он возьми и снова сломайся: на сей раз в районе Кабоновых островов. Места там дикие: ни мастеров, ни специального оборудования. Пришлось судну до порта приписки своим ходом добираться. Целых полгода плыл.

– Чего же так долго, – удивился я, – если есть ветер и паруса?

– Толку от парусов, когда судно под силу монополя конструировалось. Во внутренностях столько металла сидит, что даже самому сильному ветру сдвинуть не под силу. Вот и выходит, что не выгодно их содержать. Источник энергии дорогой, механизмус громоздкий и ненадежный, требующий особого обслуживания. А для этого в портах нужно строить новые доки… И зачем, спрашивается? И так весь центр застроили, дышать невозможно. У местных властей в планах высотки возводить под десять этажей. Представляешь, десять этажей! Это же какая усталость металла. А если не выдержит и сверху на людей рухнет? Вот я и говорю, Фредди, нельзя так…

Краткий миг прозрения закончился и старика снова понесло. Не знаю, за кого он меня принимал: то ли за ближайшего родственника, то ли за друга. Я не стал разубеждать дедка: пускай называет, как душе угодно. Хуже от этого точно не станет.

Мы просидели до позднего вечера, а потом старик вдруг затих. Согнулся, склонив плешивую голову к груди. Я на всякий случай проверил дыхание – вроде живой, дышит. Хотя в его случае лучшим исходом было бы помереть. Беспомощным старикам здесь не место…

Ночная «Жемчужница» встречала гостей праздничным гомон. И куда делось то неприметное заведение пятичасовой давности? Над входом горели яркие фонари, выхватывая из темноты облезлый фасад и обшарпанную, лишенную части булыжников мостовую. Смрад, от стоящей за углом помойки испарился - на смену ему пришел

не менее едкий, но куда более приятный табачный аромат. Я открыл двери и погрузился в сизые клубы тумана. Поди сыщи в этакой-то дымке нужных людей.

Отовсюду неслась многоголосица. Гремели тосты во славу, произносилась здравница, перемежаемая проклятиями и угрозами расправы. Судя по глухим ударам в углу кого-то били… Не удивлюсь если головой об стол.

Чужая ладонь вынырнула из тумана и вцепилась в предплечье, а следом показалась потная физиономия владельца. Уставилась на меня осоловелым взглядом и задумчиво изрекла:

– Ты не Бобби.

Я попытался ослабить хватку, но грязные пальцы крепко держались за край сюртука.

– А где Бобби?

– За твоей спиной, милейший.

– А? – доверчивый пьянчужка обернулся, а я дернул руку вниз, слегонца довернув запястье. Сделал это по возможности быстро, так что даже сидящие рядом собутыльники ничего не заподозрили. Мужичок всхрапнул возбужденным конем. Он бы и копытом ударил, имейся оно, но вместо этого пустил сопли из носа. Пока пьянчужка тряс головой, пытаясь сообразить, что же случилось, пока тер горящее огнем запястье, я скрылся в дымке тумана. Лезть на рожон не входило в сегодняшние планы.

Люди, кругом толпы людей. Я дошел до стойки, облепленной посетителями, что навозная куча насекомыми в жаркий день. Не встретив знакомых лиц, повернул направо. Обошел лежащее на полу тело и дернулся, заметив надвигающуюся тень. Она была слишком огромной, заполонив собою всё пространство: от пола до потолка. По крайней мере так показалось, а потом огромные ручища облапили меня:

– Танцор - котяра ты облезлая!

Сдавили так, что воздух с сипеньем вырвался из легких.

– Живой!

Сроду за нашим шкотовым ласковости не водилось, а тут встретил, словно родного. Только что не облобызал на радостях.

– Ты как… ты откуда?

– Пусти.

Бабура словно опомнившись, разжал объятия. Давление на ребра ослабло, и я наконец задышал в полную силу. От пропитанного куревом воздуха кружилась голова.

– На вот, выпей.

Я и сам не понял, как оказался за одним столом с Бабурой, Зычником и Рогги. Последний отсвечивал свежими ссадинами на лице и то и дело морщился, когда приходилось улыбаться. А улыбались мужики много. Видать и вправду были рады видеть Танцора.

Матросы говорили, а я сидел и слушал многочисленные рассказы о злоключениях экипажа «Оливковой ветви». Гарделли после схода на берег никто не видел. По всему выходило, что арестовали капитана в городе, еще в первый день. Как и квартирмейстера, попытавшегося бежать и угодившего в лапы местной охранки. По слухам Вудсона искали до сих пор. Ну да боцман мужик прожжённый: его ни на море, ни на суше так просто не возьмешь.

Простые матросы отделались тремя сутками в местной тюрьме. Кормили сносно, били в меру, периодически таская на допросы. А когда отпустили на волю, даже деньги вернули. Правда от тех монет практически ничего не осталось, ну да чего уж теперь горевать. Будет день – будут новые заботы, а пока пей, гуляй - веселись душа.