Печать Грязных Искусств
Шрифт:
Херефорд умел, как и я, призывать самого себя.
Для этого ему не нужна была сила энормоса, как мне или моей сестре. Херефорд был совершенно иным существом…
Его имя вспыхнуло лучами во мраке зала и исчезло, после чего бездыханное тело волхва повалилось на пол, а силуэт в светлой мантии остался стоять.
Теперь это был длинноволосый юноша, худой и статный.
Херефорд опустил руки и шагнул вперёд.
Этот шаг в одно мгновение изменил его размеры: юноша вырос на глазах и теперь ростом сравнялся со мной. За его спиной поднялись
В руках Херефорда появился белый посох с трезубцем. Противник немедля приготовил его к бою, взяв орудие в одну руку.
— Значит, ты выбрал смерть, — сказал я. — Даже такой, как ты, не закроет мне путь к свободе.
Мы одновременно бросились в атаку.
Мои клинки распороли воздух, устремляясь в грудь Херефорда. Он успел подставить посох, крутанул его и отшиб меня назад. Крылья подняли его под потолок, а уже оттуда из его посоха в меня посыпались белые сияющие стрелы — божественный карающий град.
Я подкинул клинки вверх, освобождая руки. Из моих раскалённых ладоней вырвался огонь, загудел и образовал щит, закрывая меня от натиска Херефорда.
Его стрелы шипели, стучали об огненную защиту, искрили, трещали и вспыхивали, но не доставали меня. Я подхватил падающие мечи и под прикрытием раскалённого щита снова атаковал Херефорда.
На этот раз метнул в него один из своих клинков.
Меч прорвал стену огня и, сбивая стрелы, устремился в противника.
Он успел увернуться, но чёрное лезвие всё же успело резануть прядь его длинных волос. Несколько волосков упали вниз. Херефорд поморщился от боли, в его глазах вспыхнул гнев, а в гневе он был страшен.
Единственное, что давало мне шанс отразить его ярость — это то, что Херефорд ослабел после ритуала и бился не в полную силу.
Он опустил посох. Поток стрел прекратился.
— Оставь борьбу, — произнёс он, глядя на меня сверху вниз. — Покорись хозяину Печати. Покорись. Оставь свою гордыню, Тёмный Князь. Перестань верить в свою свободу, ты никогда её не получишь. Ты погибнешь, гоняясь за ней из вечности в вечность.
Я сделал виртуозный мах мечом и покачал головой.
— Если я перестану верить в свободу — что тогда мне останется?
Херефорд сложил крылья и опустился вниз.
Он перевернул посох трезубцем вниз и одним ударом вонзил его в пол. Рыцарский зал опять вздрогнул, плиты под ногами сдвинулись и потрескались, из образовавшихся щелей пробился свет, а вместе с ним оттуда потянулись белые шипастые стебли.
Они стремительно росли, извивались змеями и тянулись ко мне.
Я резанул по кругу, перерубая лианы, но на их месте возникло сразу несколько других, ещё более сильных и быстрых. Их не брал ни огонь, ни клинок, ни удары кодо.
Когда-то я слышал о таком оружии, но никогда с ним не сталкивался. Его называли Терновник Милосердия.
Только где тут милосердие? Им тут и не пахло…
Цепкие стебли спутали мне
Колючая сеть сковала, окутала со всех сторон, будто меня проглотил удав. Шипы доставляли боль, стебли не просто насадили моё тело на иглы, но ещё и разрывали его на части.
Херефорд оставил посох в полу, чтобы Терновник не иссяк, и подошёл ко мне. Гнева в его глазах я больше не увидел. Он приблизил ко мне своё бледное лицо и спросил:
— Ты смирился?
— Не дождёшься, — процедил я сквозь зубы.
— Ты перестал верить в свободу?
— Хрен тебе, приятель.
Херефорд улыбнулся и указал себе за спину.
— Тогда посмотри туда.
Я проследил за его рукой и увидел щит Софи.
На нём остался всего один слой. Она держала эрг из последних сил — это было уже заметно: слой сферы дрожал и тускнел с каждой секундой.
— Ну как тебе? — поинтересовался Херефорд, не глядя на меня, а наблюдая за тем, как тает моя единственная надежда.
Ничего не отвечая, я сжал левую ладонь в кулак и потянул руку вверх, к груди, преодолевая сопротивление стеблей Терновника.
Он давил на меня, а я давил на него. Шипы рвали тело, но я продолжал поднимать руку.
Херефорд повернулся ко мне в тот самый момент, когда лианы, державшие меня, лопнули. По Терновнику пронеслась дрожь.
Я отвёл руку назад и провёл короткий и точный удар.
Кулак угодил Херефорду под подбородок, и если бы я был человеком, то противник просто отшатнулся или, не удержав равновесия, упал бы на спину. Но человеком я не был, а значит, и мой апперкот не был человеческим…
Херефорда отшибло вверх, под самый потолок, удержаться ему не помогли даже крылья. Он рухнул прямо на свой посох, торчащий из пола. Посох треснул, тело Херефорда сделало кувырок и ударилось в стену.
Терновник Милосердия, потеряв связь с посохом, тут же развалился и дряблыми ветвями попадал к моим ногам. Пока Херефорд не поднялся и не дотянулся до своего оружия (оно хоть и треснуло, но вряд ли потеряло силу), я бросился на него. По пути подобрал второй клинок и подскочил к противнику.
Длинноволосый юноша успел лишь приподняться на локтях, посмотреть мне в глаза и прошептать:
— Хороший удар…
Оба чёрных клинка вонзились ему в грудь. Я провернул их внутри тела Херефорда, быстро рванул в бока и, ещё раз размахнувшись, рубанул по плечам, отсекая противнику обе руки.
Херефорд не издал ни звука, даже не дёрнулся.
Он смотрел на меня и ждал, когда я завершу схватку его смертью, ведь не только он знал мой мортем, но и я — его.
Я положил мечи на пол, обернулся и отыскал глазами белый посох, вытянул руку в его сторону, и оружие Херефорда, перекатившись по изуродованному полу, поднялось в воздух.