Печать Кейвана
Шрифт:
– С ней все по-другому, Йан… С ней я чувствую себя живым.
Когда я взрывался в тебе, когда ты сжимала меня в объятиях, под твоими поцелуями я оживал. Не то, чтобы я нашёл ответы или смысл. Нет. Но когда ты была рядом, я перестал задавать вопросы и искать. С тобой я просто жил.
– Ладно, Виктор, не кисни. Когда ты вернёшься с этого нового задания, там, внизу у горизонтальных, все изменится, как всегда… Ты знаешь это не хуже меня. Возможно, она и не вспомнит о тебе. Или ты выбросишь ее из головы.
– Тебе не понять… Твоя самая длинная история вечной любви длилась всего один день, ведь так?
Йан нахмурился,
– Для тебя это один день, но для эфемеров – целая жизнь!
Эфемеры – еще одни существа нечеловеческой природы, жизненный цикл которых не превышает одних суток. Йану выпало несчастье влюбиться в одно из них во время его самого первого одиночного полета, когда новенький, только что приобретенный монгольфьер рухнул где-то в саванне Южной Африки.
– Твоя великая любовь хоть был «он» или «она»?
Йан опустил ресницы и мечтательно улыбнулся, погружаясь на мгновение в воспоминания:
– Оно не было человеком, друг… А мне было всего семнадцать. Может, однажды, ты и поймешь меня. Поймешь, что же такое настоящее чувство любви, не обремененное тяжестью пола и не плененное в тело.
– Эй, друг, что за приступ меланхолии?
– Виктор, мы оба знаем, что семейные радости, вроде отпуска на платных пляжах и отеля «все включено» не для нас! Для Воинов Времени не существует свободы выбора, в том числе и выбора окончания карьеры. Когда мы с тобой станем слишком стары, «2-Эйч-Икс» подыщет для нас последнее задание, с которого никто не вернется. Так закончишь ты, так закончу я… Невозможно представить, что такой убийца, как ты, выходит на пенсию и разводит герань. Или до последнего вздоха работает вахтёром на площади Пурпурных Молний.
Он прав, и от его слов у меня в сердце разворачивает ядовитый хвост скорпион дурных предчувствий.
– Пожалуй, есть альтернатива, друг. Веревка, прикреплённая к вентилятору в грязном притоне и неопознанный труп, гниющий в придорожной канаве…
Над столом повисла пауза. Разноцветные блики сменяющихся узоров калейдоскопа преломлялись в хрустальных гранях графина.
Тишину нарушил звук шаркающих шагов, поднимающихся по лестнице. Через минуту перед нами возник пожилой серокрылый ангел, одетый в бесцветную и бесформенную рубаху-платье в пол, какие носят все его соплеменники. Седые редкие, длинные волосы собраны резинкой в тонкий пучок на затылке, а костлявые пальцы теребят носовой платок.
На мой немой вопрос Йан нехотя пробормотал:
– Нет, Виктор, взять прислугу это была не моя идея! Он – старый слуга Марго! Она настояла, чтобы я приютил его. Якобы в имении слишком много работы и он не справляется. А идти ему некуда, так как он всю жизнь проработал на нашу семью.
– Доброго вам вечера, месье, – произнёс ангел дребезжащим голосом, убрал платок в карман и застыл в ожидании распоряжений, сложив кисти узловатых рук на тощем животе.
Серокрылые ангелы, наверное, самые неприметные из всех нечеловеческих рас, населяющих Девять Миров. Разнорабочие, водопроводчики, садовники, маляры и няньки, они – идеальные трудолюбивые исполнители. У них напрочь отсутствуют творческие способности, что сокращает до минимума импровизацию. Плюс к этому, ангелы – существа бесполые, размножаются пару раз за жизнь, если окружающие условия благоприятствуют, как грибы или черви. Видимо, отпочковываются. Или образовывают
– Принесите нам, пожалуйста, Шезюль, коньячные бокалы. И нарежьте сыра, хлеба и что там ещё есть в холодильнике из съестного.
– Мое имя Шезюдлитаниил, месье. Хорошо, месье. Но в холодильнике ничего нет, месье. В обед я доел последнюю черствую краюху хлеба без масла, месье! Остались сухари, месье…
– Шазиил, пожалуйста, посмотрите, там остался сыр…
– Шезюдлитаниил, месье. Сыр – полон синей плесени, месье, непригоден к употреблению и очень опасен для здоровья, месье.
– Да, а на пакете написано «Рокфор»? Его-то и нарежьте нам, пожалуйста, Шазель.
– Шезюдлитаниил, месье… Если месье хочется отравиться и отравить гостя, то как месье будет угодно.
Старый слуга медленно удалился на кухню, волоча по земле кончики крыльев, пепельно-сизых, точь-в-точь как у городских голубей.
– Этот спектакль рассчитан специально на тебя, чтобы показать, что я морю его голодом. А я же всего три дня как вернулся из Камелота, между прочим! И каждый день прошу его слетать в магазин, – оправдывался Йан. – Кстати, знаешь, кого я встретил в Камелоте? Твою бывшую, мадемуазель Келли собственной персоной!
– Это – одна из тех тем, которую мне меньше всего хочется обсуждать!
Но, не обращая на мои слова внимания, он невозмутимо продолжил:
– Она прогуливалась в компании огромного вонючего монстра. Я так и не понял, это ее домашнее животное или новый любовник.
– И то и другое вместе!
Йан растянул губы в ехиднейшей усмешке:
– А она, похоже, все еще влюблена в тебя… Грозилась перерезать тебе горло при встрече. Просила передать, что её месть за то, что ты даже не удосужился прийти и объявить, что бросаешь её, будет страшна. Это, правда, что ты отправил почтового ибиса?
– Йан, ненавижу я все эти сентиментальные драмы… У меня не было времени, понимаешь…
Возвращение слуги спасло меня от продолжения разговора. Дрожащими руками старик поставил на стол бокалы, тарелку с сыром и галетами, которые он и назвал «сухарями». Йан откупорил притертую хрустальную пробку и разлил по бокалам ароматный коньяк.
– Благодарю, Шадиль, вы свободны на сегодня.
– Шезюдлитаниил, месье! Благодарю, месье… Приятного вам отравления, месье…
Вздыхая и ворча, серокрылый с непроизносимым ангельским именем оставил нас. Охая и причитая о своей жестокой доле, о холодном вечере, о ревматизме и сквозняках старик спустился вниз. Нарочно громко хлопнув дверью на террасу, он впустил в дом сфинксов и Люки и, шаркая, ушел на кухню на первом этаже. Оттуда немедленно раздался грохот открываемых и закрываемых дверец шкафов и стук посуды.
Вслед за Люки, моментально примчавшегося на запах сыра, к нам грациозно подошли два сфинкса – две черные пантеры с человеческими головами негритянских принцесс и кошачьими ушками, тонкостью черт достойные выиграть звание мисс Африка. Они бесцеремонно прыгнули на диван и воистину с королевским достоинством расположились справа и слева от Йана. Вспоминаю их имена: справа – Уаку, слева – Дхлубу.
Уаку снизу вверх окидывает меня гордым взором. Выговаривая слова с характерным африканским акцентом, не спеша, растягивая гласные и раскатывая «р», все еще плавящееся для нее под знойным солнцем экватора, она произносит: