Печать мастера Том 2
Шрифт:
Глава 40. Трудности обучения юного господина из рода Фу
Три декады спустя
Эль-Элиф, нейтральные клановые территории, городской квартал Эль-Руфа
Внешний двор Храма Нимы
Коста вышел из паланкина первым, придержал занавес, и подал руку госпоже Фу так, как они отрабатывали много раз отрабатывали дома — почти по сто мгновений. Пятьдесят — как посадить даму в паланкин, как подать руку, как склонить голову, где допустимо касаться. И пятьдесят — как эту самую даму из паланкина
Даму в простом будничном наряде, даму «в праздничном» — с пятью юбками ханьфу к ряду, даму «испытывающую боль и недомогание и не в состоянии совершать действия», даму-с-детьми, даму-очень-больших-габаритов, даму, которая «имеет виды на данного конкретного молодого господина и желает поставить его в неловкое положение», и даму, «которая демонстративно не хочет принимать помощь и жест уважения, желая продемонстрировать явное презрение на виду у окружающих».
Если бы раньше Косту спросили, как помочь даме покинуть паланкин, он бы сказал — все просто: подать руку, придержать, отступить назад, но наука покидать движущиеся транспортные средства живые и крытые оказалась дивно сложной для освоения вещью. Гораздо сложнее четвёртого каллиграфического стиля.
Наставница обучала его последовательно — ставила цель, обозначала навык, которым он, как юный господин рода Фу, должен владеть в совершенстве, объясняла теорию и потом тратила время на практику накануне каждого выезда.
А экзамен… «экзамен» он сдавал лично. Именно так именовала леди Эло краткие тщательно спланированные городские вылазки.
Нельзя стоять к даме слишком близко и нельзя слишком далеко; нельзя наклоняться чересчур, но и не выполнить намёк на уважительный поклон тоже нельзя — это сочтут неуважением. Нельзя подавать левую руку незамужним сирам, правую руку вдовеющим, и нельзя подавать две руки, если… габариты сиры не позволяют ей покинуть паланкин самостоятельно. Нельзя быстро тянуть, но и нельзя медлить, чтобы не подумали о том, что господин проявляет особое внимание. Нельзя разговаривать много — это неуместно, но и нельзя молчать — это могут счесть оскорблением. При этом нужно не забывать об осанке, о публике, о выражении глаз, о том, что движения должны быть плавными, а рука твёрдой.
— Молодец, — шепнула ему Госпожа Эло, когда он отпустил тёплые пальцы, помогая наставнице покинуть паланкин. Голос госпожи звучал едва слышно — из-за кади, накидка закрывала всю голову и спускалась до середины пояса, и из-за того, что говорить громко на публике признак дурного тона. Орет — чернь. Высокородные не меняют высоту голоса, они одной интонацией способные донести сотню оттенков. — Жди здесь — я отдам подношения и вернусь. Веди себя так, как мы учили, — наказала Эло и, поправив кади, медленно двинулась в сторону храмовых врат, но ее опередили.
Сухонькая, сгорбленная, высотой ему по плечо, старушка, с выбеленными ветром и возрастом волосами, с открытым лицом, устремилась вниз по ступенькам, и, подбежав к госпоже, склонила голову в коротком поклоне, а потом быстро кинулась прямо к нему. Ухватила за руки, запрокинула голову, пытаясь подслеповатыми слезящимися глазами рассмотреть хоть что-то под кади — но Коста был уверен, что она не увидит ничего, кроме глаз, и… разрыдалась.
Этого они не отрабатывали.
— Господин, — заголосила старушка так громко, что на них обернулись все в храмовом дворе — три паланкина, с гербами кланов, которые они проходили на вчерашнем занятии, дамы, слуги, и пара жриц. — Младший господин Фу! Как благословенна ко мне Нима, что позволила увидеть вас собственными глазами до моего заката…
— Нанэ-э-э… —
Старушка плакала, кланялась, госпожа Эло не слишком пыталась остановить её, скорее — не мешала производить как можно больше шума, повторяя через раз:
— Младший благословенный господин Фу! Наш Младший благословенный господин Фу! Дни моего заката озарило светило! Нима милостива к слуге своей, позволив увидеть надежду и продолжение рода своими глазами!
— Будет, Нанэ… будет… мы спешим… проводи меня к столу с подношениями, я прибыла вознести хвалу богине… — остановила ее довольная Эло мгновений через пять, убедившись, что в храмовом подворье не осталось ни одного человека, который бы не расслышал новость.
Старушка в серой верхней одежде «прихрамовых слуг, но не жриц», наконец оторвалась от его халата, и упав на колени, приложилась лицом к пальцам — точнее к кольцу с гербом Фу, которое выдал ему Глава перед тем, как придирчиво изучил готовность к выезду.
Наставница в сопровождении няни ушла, и Коста остался стоять — именно так, как и положено «сопровождающему Старшую даму младшему сиру», под перекрестным огнем обжигающих взглядов всех во дворе храмового комплекса.
Вестники вспорхнули вверх через пол мгновения, как только Наставница скрылась в дверях храма. один, два, три, десяток вспышек.
«Фу-у-у-у… здесь Наследник рода… »
Шёпот, едва слышный, но при этом отчетливый, набирал силу:
«Наследник… прятали… время представить кланам… наследник… наследник… наследник… »
Коста стоял не шелохнувшись, ровно так, как не раз отрабатывали — выпрямив спину, и направив взгляд поверх толпы — на храмовую черепицы крыш, расслабленно и спокойно, потому что чувствовал едва заметное движение воздуха — за правым плечом переместился ближе «бородатый нянь, приставленный Главой», а также потому что где бы они ни были — везде действовало «правило десяти», которое распространялось навсех высокородных, а теперь и на него тоже.
Почему именно «десять» — Наставница объяснить не смогла, просто дернула бровью — это то, что не требует объяснений, это негласные правила, это то, что впитано с молоком матери… всеми, но не им. Десять слуг — ровно столько может взять с собой сир или сира первой крови, если прибывает на чужую территорию.
Десять — допустимое сопровождение, больше десяти — прямая демонстрация опасений недружественному клану. Десять шагов — ровно настолько был очерчен круг безопасности вокруг паланкина с гербом Фу, который остался охранять Коста. Десять шагов вокруг любого сира — личное пространство, нарушить которое можно только по приглашению, в качестве сопровождения, если представлены, или для того, чтобы бросить вызов. Пока Коста сам не сократит дистанцию — никто не посмеет подойти ближе. А здесь — его не знал никто, он никому не был представлен ранее официально, и только тот, кто выше статусом, мог подойти и нарушить «негласную границу» лично.