Печать пожирателя 8
Шрифт:
А тень в его душе громко смеялась…
3 июля 2032 года. Москва.
Кабинет отца теперь принадлежал ему.
Сергей сидел за массивным дубовым столом, пальцы медленно водили по резной кромке. На экране плазмы транслировали новости:
— «Трагедия рода Львовых: граф Леонид Андреевич пал от рук мятежников! Его сын, Сергей Львов, героически пытался защитить отца, однако…»
—
Голоса диктора звучали фальшиво, как и цветы, заполонившие приемную — лилии, розы, белые хризантемы. Их сладкий запах смешивался с ароматом воска для мебели, создавая удушливый коктейль.
В дверь постучали.
— Войдите.
Долгорукие.
Василий ворвался в кабинет, как ураган. Его лицо пылало, а пальцы сжимались в кулаки.
— Ты сумасшедший! — он даже не пытался понизить голос, и Сергей едва успел активировать защиту от прослушки, — ТЫ!.. Кто тебе дал право менять планы?! Кто надоумил сотворить ТАКОЕ?!
— Повежливее, — спокойно отозвался Сергей, — Теперь я — глава рода. А ты всего лишь наследник.
Василий побраговел, но его отец поднял руку, заставляя сына замолчать. Пальто князя было покрыто каплями дождя, а лицо выглядело неестественно гладким, как лёд — будто он контролировал каждый свой мускул.
— Василий, — Владимир Долгорукий произнес одно слово, и сын замолчал, скрипя зубами.
Сергей даже не встал. Он откинулся в кресле, позволив солнечному свету из окна осветить свои бинты — театральные, но убедительные.
— Выглядишь хорошо, для человека, потерявшего отца, — заметил князь, усаживаясь в кресло напротив.
— Практика, — Сергей улыбнулся, — А вы выглядите взволнованно, для тех, кто «не имеет отношения» к мятежникам.
Василий дернулся, но князь снова остановил его жестом.
— Зачем? — спросил он просто.
Сергей потянулся к шкафу, где стояли отцовские коньяки. Налил себе, не предлагая гостям.
— Во-первых, теперь у меня есть алиби. Весь свет видел, как я «сражался» с убийцами отца, — Он сделал глоток, — Точнее, они так думают. Во-вторых — теперь вы не сможете меня просто… убрать.
Он поставил бокал и открыл ящик стола. Там лежал диктофон с записью их последнего разговора.
— И в-третьих, — Сергей нажал на кнопку воспроизведения, и дал Долгоруким несколько секунд, чтобы они поняли — что это такое, — Как вы понимаете, это копия.
— Умно… Плёночная хрень…
— Именно. Если я «неожиданно» погибну — это попадет прямо к Императору. Через Инквизицию, само собой. Вместе с парочкой артефактов, которые вы мне передали — и именами всех ваших агентов. Я за последние месяцы успел узнать довольно много…
В кабинете
Василий побледнел. Князь же лишь прикрыл глаза, и сосчитал до десяти, чтобы успокоиться.
— Ты играешь с огнем, мальчик, — наконец сказал он.
— Нет, — Сергей поднял бокал в тост, — Я и есть огонь.
Князь тихо рассмеялся.
— Ну-ну… Твоя выходка… Может дорого всем нам стоить.
— Мы в одной лодке — так что и платить будем вместе. В случае чего… Я всего лишь подстраховался.
— И тем не менее — это не отменяет твоего задания, — Владимир встал из кресла, — Выполни то, что обещал. У тебя на это пять дней.
Дверь захлопнулась за Долгорукими с глухим стуком. Сергей остался один в кабинете, где ещё витал запах отцовского одеколона — терпкий, с нотами дубового мха.
— Ну и представление… — знакомый голос заставил его вздрогнуть.
Кира стояла у книжных шкафов, будто материализовалась из воздуха. Её пальцы скользили по корешкам старинных фолиантов, оставляя следы на пыли.
— Как ты… — удивлённо начал Сергей.
— Ты же знаешь, у меня есть ключи от всех дверей, — девушка улыбнулась, и в этом выражении было что-то хищное.
Лёгкий щелчок — и замок на двери кабинета повернулся. Кира медленно подошла к Сергею, стуча каблуками по паркету.
— Пять дней на убийство Апостолова? — Она засмеялась, запрокинув голову, — Князь совсем озверел.
Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Кира пахла черной амброй и чем-то ещё… Опасным.
— Знаешь, мне иногда кажется, что это не ты работаешь на него — а наоборот.
— Может быть, может быть, — промурлыкала Кира, — наклоняясь над Сергеем и проводя языком по мочке его уха.
— Они в ярости, — произнёс парень, откидываясь в кресле.
— О, не только! — Кира облокотилась о стол, наклоняясь так близко, что Сергей увидел золотые искорки в её зелёных глазах, — Они напуганы. Впервые за двадцать лет кто-то поставил их в угол. Ты рисковал, но… выиграл. На этот раз. Долгорукие теперь связаны с тобой, и связаны крепко. Мне нравится твоя решительность.
Её пальцы коснулись его бинтов — лёгкое, почти невесомое прикосновение.
Однако оно обожгло Сергея, как раскаленный клинок. В следующий миг пальцы девушки впились в плечи Львова, оставляя багровые следы, а губы прижались к его губам с таким давлением, что боль смешалась с невыносимым наслаждением.
Сергей схватил её за волосы, откинув голову назад, и впился зубами в шею, чувствуя, как под кожей бьется жилка. Кира застонала, но не от боли — от восторга.
Он подхватил её под бёдра и усадил на отцовский стол. Бумаги разлетелись, хрустальная чернильница со звоном разбилась о пол, расплескав черные капли, похожие на кровь. Сергей чувствовал всё: холод дерева под ладонями, запах ее духов, смешавшийся с потом, хруст дорогого костюма, который он рвал на ней в клочья.
Это не было любовью. Это было сражением — яростным, беспощадным, где каждый укус, каждый стон, каждый вздох были и поражением, и победой.