Печатная машина
Шрифт:
Обычно мы оставляли каптерку за час до подъема и, пересекая спальное помещение, выходили на улицу. Однажды она остановилась у кровати одного из новоприбывших из учебки — тот спал, приоткрыв рот и выпростав из-под простыни руки. Парень был совсем юн, его лицо было чистым и свежим, как только что выпеченный батон. Марго всматривалась в его черты.
— Посмотри, какие красивые кисти рук. Какие длинные пальцы, — прошептала мне она.
— Присматриваешься к пополнению? —
Если бы она влепила мне пощечину, это решило бы многое. Но она пропустила мой подкол мимо ушей или сделала вид, что не расслышала.
Потом кое-что случилось за несколько дней до моего отъезда. Мы гуляли с Марго по городу, комендант уже подписал приказ о моем увольнении, оставалось только заполнить обходной лист, но я не спешил. Мы дошли до пятиэтажного дома, в котором жила Зойка. Марго нужно было что-то там забрать у подруги, и я остался ждать ее на скамейке у подъезда. Я закурил. Сидел, дымил сигаретой, уставившись в серый асфальт, и не заметил, как рядом присела пожилая женщина.
— Вот что я хочу тебе сказать, — тихо заговорила она, приблизив свое лицо к моему. — Брось эту девушку.
— Что? — отшатнулся я.
Ее взгляд был требователен, словно она имела право так говорить. Словно была ее или моей матерью.
— Не пара она тебе, — твердо произнесла она.
В глазах женщины плавало безумие. Я снова столкнулся с ним! Меня охватило смятение, я не знал, что на это сказать. Просто встал и пошел прочь. Через несколько секунд я услышал свое имя. Меня догоняла Марго.
— Что она сказала? — в ужасе спрашивала она меня. — Скажи, что?
— Ничего, — я отводил глаза, продолжая движение. — Отстань.
— Подожди! — Марго хватала меня руками. Ее голос дрожал. — Да подожди же ты!
— Отстань, — повторил я, не останавливаясь.
Марго разжала пальцы. Не оборачиваясь, я видел внутренним зрением, как она стоит, припечатанная моими словами. Все было кончено. «Я не могу полюбить непонятно что! — говорил я себе, убыстряя шаг. — Хоть бы и оно любило меня!»
Она приезжала накануне моего отъезда, но я не вышел к ней. Как нелепо смотрелась она в седле тонкого спортивного велосипеда! Мы сидели в каптерке и пили одеколон, отмечая мой отъезд. Он, хаос, был во всем — я покидал его и никак не мог покинуть. Я видел в окно, как Марго, покружив перед воротами, крутит педалями в сторону города. Очередная порция одеколона обожгла мой рот и пищевод и провалилась в желудок. Велосипед скрылся из глаз.
— Не взял, значит, — рассмеялся Скрипа.
— Не вынес, — возразил я.
— Струсил? — серьезно спросил он.
Я не ответил.
На следующее утро я уехал.
9. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Дверь открыл отец. Он отступил назад, пропуская меня в прихожую.
— Сынок!
Сделав пару шагов навстречу, я обнял ее за плечи. Мы простояли так недолго — все происходящее было каким-то неуклюжим, неловким, — мне казалось, что я вообще обнимаю ее впервые. Я сильно смутился. Потом пришел черед отца. Мы пожали руки, он ткнулся лицом в мою щеку.
Я поставил на пол дипломат. Расшнуровал ботинки.
— А мы уж с утра тебя ждем. — На матери был новый фартук — такого я не помнил. Она ничуть не постарела, отец также выглядел бодрячком. — Давай, снимай свой пиджак, вешай на вешалку.
— Это френч, — вставил отец, все еще нелепо улыбаясь. — Вон весь в медалях, как у генерала.
Я отметил про себя, что у него не хватает зуба. В верхнем ряду.
— Китель, — сказал я, расстегивая пуговицы.
— Что? — не понял он. — А, ну да. Китель, конечно.
— Ванну примешь? Или душ? — засуетилась мать.
— Душ.
— Давай-давай. Мыло, шампунь, полотенце — все найдешь, все новое. Я тебе зубную щетку купила — зеленая, в пластмассовом стаканчике. Мойся хорошенько, сынок, не спеши. А потом за стол. Мойся.
Я вошел в ванную. Не был здесь два года, а как будто вчера чистил тут зубы. За время моего отсутствия на стене, в самой середине, треснул кафельный бордюр. Кажется, и это я знал.
Сняв с себя рубашку, брюки, трусы и носки, шагнул в ванну. Покрутил краны, настраивая воду, перевел на душ.
Вода обожгла ледяной струей, но сразу же вслед за ней пошла теплая. Задернул полиэтиленовую шторку и глубоко вздохнул. Да, наконец дома.
Потом я насухо вытерся большим махровым полотенцем. Оно было черным, как цвет моих погон, с каким-то рисунком. На стиралке нашел новые трусы и свои старые спортивные штаны. Натянул свежую доармейскую футболку.
На кухне был накрыт стол. Вкусно пахло жареным мясом, что-то бурлило в кастрюле на плите. Посередине стола между тарелок стояла большая бутылка водки.
— Садись, — сказала мать. — Вот сюда, на свое место. Не забыл еще?
Она улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ. Душ освежил, навел фокус. И уже можно было адекватно реагировать на происходящее.
— Там подарки в дипломате, — произнес, присаживаясь к столу. — Тебе, отцу. Где он, кстати?
— В спальне, одевается. А то ходит в своей майке, как голодранец. Я говорю ему, иди, оденься. А он — рано, рано… А подарки потом. Успеется с подарками. Ты будешь суп?