Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»
Шрифт:
– А что же вы думаете? В спальнях и останемся. Если нам нужно переодеваться или еще что, так мы будем между мальчишкам?
– Здесь нет мальчишек, – сказал хмуро Зырянский. – Есть колонисты, и все! И нечего разные тайны заводить в колонии. По жребию.
Ничего не могли поделать девчата, пришлось тянуть жребий. Может быть, надеялись на счастливый жребий, – не повезло: вытянули третье и восьмое места.
Завхоз выдал каждой бригаде крохотную [255] порцию бракованного леса –
255
В оригинале «маленькую-маленькую».
– Степан Иванович, как же так без арифметики? Габариты какие? Четырнадцать метров на четырнадцать метров, а нары нужно из чего-нибудь сделать?
– Управитесь.
– Вы нас толкаете на преступление, Степан Иванович!
– Ничего, рискую! Посмотрим, какие вы сделаете преступления? У меня вы ничего не сопрете, предупреждаю.
– Хорошо, мы построим одни ящики, а спать будем прямо на земле, воспаление легких, чахотка, вам же хуже!
– Я потерплю. Думаешь, чахотке приятно иметь с тобою дело?
– Заболеем!
– Хорошо, рискую!
Совет бригадиров постановил: каждая бригада обязана сдать лагери семнадцатого. А время для работы по лагерям оставалось только вечером. Поэтому перед ужином на лагерной площадке, как на базаре: двести с лишним человек с топорами, пилами, веревками. Беспокойства, шум, заботы видимо-невидимо, но все же бросилось в глаза: девочки строятся на крайних десятом и одиннадцатом местах, и никто им не препятствует. Бригадир девятой Похожай, на что уже веселый человек, а и тот возмутился. Спрашивает:
– На каком основании вы здесь строитесь?
Девочки тоже плотничают, хохочут, дело у них с трудом ладится, но Похожаю ответили:
– Любопытный стал, товарищ Похожай. Иди себе…
– Я официально спрашиваю.
– Официально спроси у дежурного бригадира.
Похожай не поленился, нашел дежурного бригадира Руднева:
– Как это вышло? Почему девчата на крайнем месте строятся?
– А это очень просто. Они поменялись местами с четвертой и восьмой бригадами.
– Поменялись? С четвертой?
Побежал Похожай к Зырянскому:
– Почему ты поменялся с девчатами?
Зырянский поднял лицо от шершавой доски, которую прилаживал для полочки в палатке:
– По добровольному соглашению.
– А что ты говорил в совете?
– А в совете я говорил, чтобы они жребий тянули.
– А теперь ты, выходит, соглашатель.
– Нет, Шура, я настоял на том, чтобы они тянули жребий. Они и тянули. А то они вообразят такое! Подумаешь, девчата! Они девчата, давай им крайние места. Принципиально!
– Как же так, принципиально? А зачем же ты поменялся?
– А по добровольному соглашению. Хочешь, я и с тобой поменяюсь. Хочешь, у меня теперь третье место, а у тебя пятое. Могу поменяться с девочками, с мальчиками, все равно, с товарищем меняюсь, здесь ничего соглашательского нет.
Похожай махнул на Алексея
– Ага, я, конечно, поменялся, потому что они просили, да и нам с краю не хочется.
– А на совете?
– Чудак, так то же совсем другое дело! Там вопрос был, понимаешь, насчет равноправия. А поменяться? Почему ж? Вон Брацан с Поршневым тоже поменялся. Дело вкуса.
Похожай очень расстроился всеми этими разговорами, отошел даже к парку, почесал за ухом, а потом улыбнулся и сказал вслух:
– Сукины сыны! А может… может и правильно! Ну что ты скажешь!
Вечером к Захарову пришел строительный техник Дем и сказал:
– Там колонисты досточки… строительные досточки берут для лагеря, кто пять, кто десять… Так вы бы сказали, что так нехорошо делать. Досточек, правда, не жалко, а учет нужен. Колонисты, знаете, хорошие мальчики, а все-таки учет необходим.
Молодой завхоз Степан Иванович, румяный и всегда жизнерадостный, прикинулся возмущенным:
– Душа из них вон, отнимите!
Дем замурлыкал, улыбаясь одними усами:
– Да как же я отниму, обижаться будут.
– Посмотрите, Степан Иванович, – распорядился Захаров.
Степан Иванович отправился в карательную экспедицию и возвратился с победой и с пленником:
– Хоть бы кто тащил, а то Зырянский! Другие бригады взяли по пять-шесть досточек, а этот целый воз!
Захаров сказал коротко:
– Алексей – объяснение…
– Объясню: это не кража. Лагери снимем – доски возвратим. Записано, сколько взяли, можно проверить.
– А почему так много?
– Так… для четвертой бригады и для одиннадцатой.
– Угу…
– Нельзя, надо помогать беднейшему крестьянству. Вы нам дали малую пайку, Степан Иванович, так пацаны достанут, а девочки стесняются.
– Стесняются?
– Да… что ж… Они еще не догнали мужчин в этом отношении.
Захаров серьезно кивнул головой:
– Вопрос исчерпан. Запишите, товарищ Дем, я подпишу. Осенью возвратим.
Вечером семнадцатого Захаров с дежурным бригадиром принял постройку лагерей. Он не забраковал ни одной палатки. Все палатки стояли в один ряд, и на каждой трепыхался маленький флажок. Отдельно возле парка стояла палатка совета бригадиров, в которую переселился и Захаров. Михаил Гонтарь заканчивал проводку электричества. Когда проиграли сигнал «спать», никто спать не захотел, все ожидали, когда загорится свет. И Захаров ходил из палатки в палату, и везде ему нравилось. Потом вдруг все палатки осветились, колонисты закричали «ура» и бросились качать Мишу Гонтаря. Хотели качать и Захарова, но он погрозил пальцем. Тогда решили качать бригадиров. Перекачали всех, кроме Клавы и Лиды, а девочки сказали: