Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»
Шрифт:
– Спирька меня целое лето эксплуатировал, сволочь! Целое лето, так и то по три копейки платил.
– По пять нужно, – сказал [126] Юрка.
Большими стаями пошли клиенты, разговоры прекратились. Ваня не успевал разогнуть спину, одна нога за другой менялись на подставке, гривенники прибавлялись в ящике. Но сейчас Ваня не испытывал прежней трудовой радости, лица клиентов его не интересовали, и он с клиентами не разговаривал. Наконец он так устал, что щетки еле-еле двигались у него в руках, чаще стали вырываться. Возвратился Спирька с папиросой в зубах, увидел
126
В оригинале «настаивал».
– Вот пришел мастер первой категории! Пожалуйте!
Еще с полчаса все пятеро разгружали очередь. У Вани вспотел лоб и стало болеть в груди. Когда последний клиент бросил ему гривенник, Ваня даже не поднял монету, она так и осталась лежать на асфальте. Потом Спирька сказал:
– Давай выручку!
Не считая, Ваня передал ему серебро.
– Ого! Рубль шестьдесят! Здорово! А больше нет?
– Нет.
– А ну, выверни карманы.
Ваня вывернул.
– Значит, тебе шестнадцать копеек. На. Видишь, и заработал.
Юрка, положив руки на колени, обратил глаза к Спирьке. Глаза выражали негодование. Негодование выражали и другие пацаны, но только последний в ряду, неповоротливый и скучный, сказал:
– А все-таки, Спирька, паскудно ты поступаешь [127] .
Спирька воинственно направил на него скуластое лицо [128] :
– Что ты сказал? Что ты сказал?
Последний ничего не ответил, но Юрка подтвердил тихо с улыбкой:
127
Редакторская правка «Паскуда ты, Спирька».
128
Редакторская правка «обернулся».
– Не слыхал? Правильно сказал! Это называется, знаешь как?
– А как? А как?
– Это называется исплотация! Исплотация! Что ж ты ему по копейке! Так же только буржуи делают, исплотаторы.
Спирька гневно завертелся на асфальте, покалывал взглядами Ваню, но с наибольшим возмущением обращался к последнему в ряду:
– А по скольку ему давать? Он и чистить не умеет. А гуталину сколько изводит? Ты видел? А если тебе, Гармидер, жалко, так и плати ему сам. Пожалуйста, плати хоть по десять копеек.
Гармидер по-прежнему скучно смотрел в сторону и ничего не сказал. Спор поддерживал Юрка.
– Гармидер не исплотатор, у него и ящика лишнего нету.
– Ага! У него нету! И у тебя нету! Так вам хорошо говорить! А я гуталин должен покупать? А щетки стоят? А бархат стоит? А за ящик ты не платил четыре рубля, не платил? Так тебе легко!
Юрка далеко плюнул прямым, как стрела, броском.
– Мне легко, у меня свой ящик. И ты себе чисть. А второй ящик – это исплотация значит.
– Заладил, как сорока: исплотация, исплотация! Какой пионер, подумаешь! Его никто не держит, пускай себе идет куда хочет. И документа у него нет. Он поймается, а мой ящик и весь припас пропали!
Юрка еще раз далеко плюнул, поднялся, потянулся, зевнул.
– Как себе хочешь. А только при советской власти…
– Ох,
– Да, советская. Как себе хочешь. А только мы не позволим. Плати ему по пять копеек с гривенника.
Спирька заверещал на всю улицу:
– По пять копеек?
– По пять копеек!
– По пять копеек без документа?
– Ну… если ящиком рискуешь, плати по три копейки. Гармидеру платил по три и ему по три.
Спирька вдруг неожиданно сдался, перестал кричать, захохотал, хлопнул Юрку по плечу.
– Да я и плачу ж по три. Чего ты взъерепенился?
– И плати по три.
– А по сколько ж? Это я пошутил, что по копейке. Думал, посмотрю, как он работает, а может, он убежит. Очень мне нужно: исплотация! Пускай себе чистит. Это я на смех, а вы тут целый митинг завели!
Спирька долго посмеивался, поглядывал острыми глазами на всех. Гармидер не обращал на него внимания и скучно глядел в сторону. Юрка снова уселся за свой ящик, улыбался понимающе, наконец, сказал:
– Да чего ты представляешься? Что, мы не знаем? У тебя этот ящик целый месяц даром стоит. А тут нашелся пацан, другой бы обрадовался, если разумный человек, а ты жадничаешь: по копейке.
– Вот чудаки! Жадничаю! Пошутил я, это верно. Пожалуйста: по всей справедливости расчет. Начистил ты на три гривенника, потом еще на пятнадцать гривенников.
– На шестнадцать, – поправил Юрка.
– Ну да, на шестнадцать. Значит, на девятнадцать разом. Вот тебе еще по две копейки с гривенника – тридцать восемь копеек. Целую кучу денег заработал.
Ваня в течение всей этой истории сидел неподвижно на скамейке и слушал. Заработок меньше всего его занимал. Его захватила неожиданная глубина проблемы, поднятой чистильщиками. Еще так недавно Ваня учился в школе, в четвертой группе. В школе говорили об Октябрьской революции, о поражении буржуев, о гражданской войне. Все это, казалось Ване, давно прошло, как вдруг он сам сделался предметом эксплуатации. Спирька в его глазах вдруг перестал быть чистильщиком, соседство с ним стало неприятным. Но когда Спирька высыпал на его руку тридцать восемь копеек, Ваня с радостью увидел и другую сторону проблемы: теперь у него было пятьдесят семь копеек, да еще до вечера оставалось много времени… Съеденный вчера последний кусок бабушкиного хлеба перестал быть печальным воспоминанием. Сегодня он поужинает не иначе, как замечательно влажной, вкусной колбасой с мягкой булкой. Ваня с большим удовольствием набросился на новый ботинок, очутившийся на подставке, и легко принял дополнительное требование Спирьки:
– Только ты и ящик домой отнесешь. Я тебе носить не буду.
14
Непонятное
Три недели работал Ваня у Спирьки, зарабатывал по рублю в день, а то и больше. На пищу ему хватало. Но работать приходилось много, к вечеру Ваня очень уставал, а еще нужно было и ящик относить и утром приходить к Спирьке за ящиком. К счастью, Спирька жил недалеко от товарной станции, следовательно, и от той соломы, где Ваня ночевал.
За это время Ваня ближе, чем с другими, сдружился с Юркой. Юрка был человек опытный и много понимал в жизни. Несмотря на то, что он был круглый сирота, он спал не на улице, как другие, а нанимал угол у какой-то «тетки». Он очень одобрительно отнесся к намерению Вани идти в колонию им. Первого мая, но тут же и разочаровал его: