«Пегас»
Шрифт:
На следующей неделе Омара вызвали на очередной допрос. Следователи расспрашивали его о гранте, который он получил от южноафриканского фонда для финансирования расследования о присвоении земли, а затем передали одному из предпочитаемых марокканских СМИ информацию о личности мнимого куратора Омара из лондонской МИ-6. Три дня спустя Омар и его друг были арестованы за то, что столкнулись и сняли на видео оператора телеканала Chouf, который следил за ним, снимал его и его друга и насмехался над ними. После возникшей ссоры полиция арестовала Омара и его друга и оставила их в тюрьме на ночь. Прокуратура добавила к делу Омара новые обвинения в публичном пьянстве и съемке без согласия.
Через два дня, 8 июля, когда он отправил Сандрин аудиофайл, чтобы проинформировать нас о последних преследованиях, голос его звучал устало и, возможно, немного испуганно. "Мне жаль, что вам придется
Мы продолжали говорить Омару, как делали это с самого начала, что поможем сохранить его историю в новостях, чтобы хотя бы прокуроры в Марокко поняли, что за ними следят. "Вы можете на нас рассчитывать", — говорили мы ему. Но мы были беспомощны, и настроение в офисе было напряженным.
В середине июля Омар пропал из виду. Где-то между пятым допросом и седьмым он просто перестал отвечать на наши сообщения. 29 июля 2020 года мы узнали, что Омар был задержан и помещен в следственный изолятор. Расследование приобрело новое измерение. Теперь ему предъявлялись обвинения в получении денег от иностранных спецслужб, "подрыве государственной безопасности" и изнасиловании. Предполагаемая жертва сексуального нападения, внештатный сотрудник Le Desk, получила огласку через несколько дней. Ее рассказ о нападении был подробным и убедительным. Семья и сторонники Омара не преминули заявить, что никто в лагере Ради не хотел заставить замолчать предполагаемую жертву, но Омар заслуживает справедливого судебного разбирательства со всеми доказательствами на столе.
Девять месяцев спустя, когда проект "Пегас" начал набирать обороты в Мексике, Индии и Венгрии, Омар по-прежнему оставался недосягаемым. Он все еще находился в тюрьме и собирался предстать перед судом, но надежды на то, что ему удастся организовать реальную защиту, было мало. Изредка его навещали друзья и родители, но мы слышали, что прежний блеск исчез из глаз Омара. Каждый из нас в "Запретных историях" и "Лаборатории безопасности" в той или иной степени испытывал чувство вины за то, что слишком ярко осветил Омара Ради, за то, что пригласил всю мощь марокканского государства обрушиться на его голову.
Одна из наших сотрудниц в Forbidden Stories была настолько потрясена, что заговорила об уходе из журналистики. Мы с Сандрин пытались объяснить ей, как и себе, что работа репортера заключается не в том, чтобы защищать или добиваться определенного результата; работа журналиста заключается в том, чтобы говорить правду, а фишки пусть падают куда хотят. Но в случае с Омаром это было слабое утешение для всех нас. Он смело и открыто поделился с нами своей историей, и когда стены начали смыкаться вокруг него, мы мало что могли сделать.
"Случай с Омаром стал для нас важным уроком, — говорит Клаудио. "Все может пойти не так, как надо, даже для людей, которым мы пытались помочь".
Глава 12
Хрупкие, редкие и необходимые
В начале апреля я уже чувствовал себя не в своей тарелке и, возможно, даже немного устал от погони. В некоторые дни было трудно поверить, что это расследование действительно окажется успешным, и я не думаю, что я был одинок. После более чем шести месяцев на "Пегасе", четырех месяцев работы на полную ставку, вся команда "Запретных историй" начала приходить в себя. Сандрин и наши репортеры отвечали на запросы партнеров, координировали свои действия с Клаудио и Доннчей или работали с новыми источниками в разных часовых поясах. День в офисе мог начинаться с серии звонков из Индии еще до рассвета и заканчиваться поздно вечером звонками из Вашингтона или Мехико. В некоторые дни наши комнаты напоминали герметичный резервуар, тепличный пузырь, в который нельзя было просочиться. Протоколы безопасности были у всех на уме, потому что никто не хотел оказаться тем человеком, который совершит ошибку, которая выдаст NSO или одного из его клиентов и поставит под угрозу расследование. Грань между благоразумием и паранойей была очень тонкой.
Вечерами дома, когда мой сын-подросток спрашивал
Тем временем препятствия возникали практически на каждом шагу. Мне уже несколько месяцев не терпелось найти способ предупредить Хадиджу Исмайлову в Азербайджане о том, что ей грозит новая опасность. Меня мучило искушение предупредить подругу о том, что ее телефон, возможно, заражен этой невероятно опасной программой-шпионом, и я также хотела провести экспертизу ее устройства. То, что NSO выдала лицензию на Pegasus азербайджанскому правительству, стало бы важной сенсацией, а доказательства, скорее всего, находились в телефоне Хадиджи. Но когда мы связались с Полом Раду, ее коллегой и редактором проекта Organized Crime and Corruption Reporting Project, в котором были опубликованы некоторые из ее последних работ, он попросил нас пока повременить.
Хадиджа и Пол, румын, живущий в Бухаресте, только что вырвались из двухлетнего преследования в виде иска о клевете, поданного азербайджанским бизнесменом. Некоторые действительно влиятельные фигуры все еще держали Хадиджу под прицелом в Азербайджане; она была освобождена из тюрьмы, но оставалась в Баку, находясь под запретом на выезд из страны, наложенным судом, и под пристальным наблюдением азербайджанских служб безопасности. "Это очень, очень чувствительно, особенно для нее", — сказал нам Пол. "Она все еще находится на испытательном сроке". Мы решили, что с экспертизой следует повременить до тех пор, пока запрет на выезд не будет снят и она не сможет безопасно покинуть страну. Но до этого еще несколько месяцев, и, возможно, для проекта "Пегас" уже слишком поздно.
Затем мы узнали, что телефон, который Сиддхарт Варадараджан обещал отправить в лабораторию безопасности в Берлине для проведения дальнейшей экспертизы, не прибыл по адресу и, вероятно, не будет доставлен в ближайшее время. В Париже и Берлине действовал запрет на отправку электроники; из-за ограничений на поездки Ковида невозможно было отправить кого-либо в Дели, чтобы забрать зараженное устройство. Так что это был еще один тупик, который нам пришлось преодолевать.
Ситуация в Марокко была еще одной сложной проблемой. Лаборатория безопасности подготовила доказательства того, что iPhone Маати Монджиб и Омара Ради, скорее всего, были атакованы Pegasus с территории Марокко. Но нам нужно было найти других жертв и получить больше доказательств для нашего нового отчета. В данных, полученных из Марокко, были тысячи имен и номеров — репортеры, редакторы, главы государств, дипломаты, адвокаты по правам человека, даже чиновники во дворце в Рабате, — но ни одно из них не выглядело идеальной кандидатурой. Не было надежного способа связаться с журналистами, все еще находящимися в королевстве; мы знали, что французское правительство никогда не передаст официальные мобильные телефоны для проверки внешней цифровой лаборатории. Перспектива допустить успешную шпионскую атаку на iPhone какого-нибудь французского министра, не говоря уже о президенте Макроне, была бы публичным позором, который французские службы безопасности не собирались приглашать. Не собирались этого делать и правительства Бельгии и Алжира, в списке избранных целей которых также были чиновники. Звонить по номерам, принадлежащим аппаратчикам марокканского Махзена, тоже не стоило — наверняка это был самый быстрый способ сорвать наше прикрытие. Даже самая лучшая ставка была все еще маловероятной и довольно рискованной. Но в первый вторник апреля 2021 года мы с Сандрин решили, что у нас нет выбора.