Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— Как дела?
— Нормально. Без происшествий.
— Без происшествий… — протянул комбат и смолк. На фоне были слышны какие-то разговоры.
— Без происшествий, — твердо сказал я.
— Так. То есть, мне звонит комендатура и говорит, что… сейчас прочитаю… серый джип с номерами сорок первого батальона вчера ночью, пьяный, не катался по Волновахе?
— Никак нет, — ответил я. — Не было такого.
— Точно?
— Нет, не точно. Я не могу отвечать за разведкин «паджер».
— Причем здесь «паджер»?
— СанСаныч, доповідаю. В батальоне пять машин. Один
— Откуда ты знаешь, куда я уехал?
— Так эээ… так все уже знают, — не стал я сдавать начштаба.
— Бля… Это п@здец. Я, командир батальона, уезжаю по делам. За исключением нескольких офицеров, никто не знает, куда я поехал. Мне звонит комендатура с утра и устраивает истерику про какой-то якобы джип из моего батальона, который чуть ли не гонки по Волновахе устроил. Потом я звоню всем, и все мне говорят «то не ми, товарищ подполковник». Теперь я набираю самый дальний ВОП — и что я слышу? Что младший сержант в сорока километрах от основных позиций батальона уже знает, куда и на сколько я уехал? Как? Каааак? О какой секретности вообще можно говорить?
— Григорыч, — сказал я.
— Ктоооо? Какой нахер Григорыч?
— Вибачаюсь.
— Какой-то херов Григорыч откуда-то знает, куда я уехал! Может, он еще тебе сказал, зачем?
— Ээээ… За пополнением?
— Сукаааааа!!! — неприкрыто заорал в трубку комбат. — Это п@здец! Ну вот как? Каааааак?
— Вибачаюсь, — снова ответил я.
— Так! Фууух. Так. Шо по машинам ты там начал?
— Ээээ… «форд» под вами… то есть, я хотел сказать, что с вами. Еще есть разведкин «тэ-пятый», но он в штабе.
— Откуда знаешь?… Ааааа, мля, нет, не отвечай. Дальше.
— В первой, третьей и РВП машин нет. У нас — белый «лендровер» и зеленая «лягушка»… то есть, «мерс-вито». Вот и остается серебристый «паджер», снова у разведки.
— То есть, ты хочешь сказать, что вчера две машины ВСП мчались по трассе на Донецк за разведкиным «паджером», который ушел через КПВВ аккурат на вашу позицию? А батальон вообще в Старогнатовке, с другой стороны?
— Я, товарищ полковник, — аккуратно сказал я, по армейской традиции опустив «под» перед званием, — не могу утверждать ничего. Одно я знаю точно — ни одну машину второй роты вчера комендачи не останавливали. Ни днем, ни ночью.
— Дааа?… — сказал комбат. Помолчал. Прям сюда слышно было, как ему хочется курить. А потом тон его изменился. — Тяжело с вами. Ладно, рассказывай.
— СанСаныч, повезли Васю… то есть, командира на поезд.
— А чего «бэха» стреляла?
— А вы откуда… — спросил я и тут же прикусил язык. От мля!
— Я комбат. Мне положено знать, — веско сказал СанСаныч. — Успешно отстрелялись?
— Нет. Протупили мы. Сегодня он опять стрелял.
— Ладно, об этом потом. Так что там с поездом?
— Проводили Васю, заехали в АТБ, взяли еды на сегодня.
— Только еды?
— Обижаете.
— Как я обижаю — ты еще не знаешь… Шо дальше?
— Поехали домой. На «нациковом» блокпосту какой-то жигуль прицепился. Сигналил, фарами моргал… то есть, мигал. Мявкал, бибикал, очень познакомиться хотел.
— И?
— Ну,
— Вас комендачи не останавливали? За рулем кто был? С кем ездил?
— Меня? Нет. Я был, со мной Скорпи… Федя.
— Понятно… — протянул комбат. — Молодцы.
— Служу українському народу!
— Пошути, пошути еще… Комендатура другую версию задвигает. И в стекло вы им не стреляли?
— Если бы мы стреляли — стеклом бы они не отделались, — решил прихвастнуть я. — То, мабуть, горячие львовские погранцы вспомнили ВСПшникам былое.
— Ну да, ну да… Ща расскажу командиру первой танковой, посмеемся… Тока ж ты смотри, в фейсбуке все это не пиши!
Я промолчал. С комбатом всегда было непонятно — шутит он или нет. Звиздюлина могла прилететь в любой момент, а так как это был именно наш комбат, то она была гораздо весомее, чем любые проблемы от комбригов, командующих ОК или АТО. Свой комбат — это завсегда близкий дамоклов меч, куча задач и подпись на рапорте на ГСМ. Если кому повезло с комбатом — береги его и не подставляй. А не повезло — ховайся. Мне неприкрыто повезло, но окончательно я пойму это еще через пять месяцев, во время захвата позиций под Белокаменкой.
— Короче, Мартин, — сказал комбат. Щелкнула зажигалка. Все, опять Саныч закурил, не получилось бросить. — Слушай сюда. Я Васю отпустил, бо он на тебя надеется. Смотри.
— Смотрю.
— Есть информация, что будет какая-то фигня на Березовом.
— Двадцать единиц бронетехники и триста человек пехоты?
— Как… — произнес комбат и снова замолчал. Слышно было, как трещит сигарета от глубокой командирской затяжки. — Фуууу… Не спрашиваю, ничего уже не спрашиваю. Мне неинтересно, откуда младший сержант знает то, что только утром озвучил комбриг. Вот неинтересно — и все.
— Понятно… Наши дії?
— Я во все это не верю. Ну нет сейчас сепарам смысла наступать, да и сил маловато. Но на всякий случай — прими меры. На вечер и на утро в наряд поставь нормальных. Машины прогрейте-подготовьте. БМП на ходу?
— На ходу, — с облегчением сказал я. — «Бэка» есть, все работает.
— Хорошо. И в любом случае, что бы ни случилось — сразу звонок мне. Если «старший брат» нарежет задач, выполняй, но мне сообщай. Понял?
— Понял. Все доповім.
— Ничего ты не понял, — комбат выдохнул дым, кажется, прямо мне в трубку. — Береги людей. В любом случае. Что бы ни случилось. Думай постоянно. Думай, не воюй, для войны у тебя есть люди. Теперь понял?
— Теперь понял.
— Все, давай, — и комбат отключился.
Ничего я не понял, но настремал меня комбат, как того котенка. Фуууу, блин, аж вспотел. Надо Васю набрать. Потом. Когда-нибудь потом.
Я отлепился от опоры и махнул рукой Петровичу, продолжающему гнобить наряд.
— … і лєнту мені дозарядите! — крикнул на прощание АГСник и пошел ко мне.
Наряд, казалось, был готов не просто доснарядить ленту ВОГов, а еще и подмести ВОП — только бы избавиться от нотаций.
— Петрович, у тебя пожрать есть? — спросил я и уныло сглотнул скопившуюся во рту кислоту.