Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— С собой бери, — я махнул рукой и захлопнул дверку.
— Приказ был, по Вахе с оружием нельзя.
— Приказ был, а автомат в машине оставлять не будем. Це порушення Статуту, — важно сказал я, напрочь проигнорировав «ГПшку», лежавшую на полу возле заднего сиденья.
— Додолбутся ВСПшники.
— Разберемся. Мы и так нарушили.
— Шо нарушили?
— Вечерний выезд. Комбату Вася говорил, шо на поезд я отвезу, но отот пропуск, карточку с полосочками, мы ж со штаба не забрали.
— А де ее брать?
— Викторыч вроде выписать должен.
— Ааа.
— Ща список тебе перешлю, Ярик, мабуть, весь мессенджер мне уже исписал.
Зазвонил телефон. Я махнул Феде, уже шагнувшему в непривычно ярко освещенный зал, и остановился на крыльце. Взял трубку и услышал жизнерадостный голос Прапора.
— Прапорщик Прапор стрільбу закончив. Расход бека — п’ятдесят відсотків.
— Пятьдесят процентов от чего?
— От боезапаса.
— Хм. От как ты, мне интересно, посчитал пятьдесят процентов от пятнадцати выстрелов?
— Як-як? Молча.
— Мощща. Результат?
— Нема результата. Первые два мы скосили, ветер не учли. Потом вроде туда ложили.
— Ну?
— Ну як закончили, он потом ще раз стрельнул. Типа мы — косоглазые идиоты.
— Ну оно по факту так и есть.
— Ну да. Бэху отогнали, сидим, курим.
— Ну норм. Славян в рацию не звонил?
— Не.
— Нашим я доложу сейчас, но, блин, докладывать стыдно, Коля. Нема результата.
— Я его прибью. Завтра.
— Ну побачим. Давай.
— Плюс. …А, погоди! — голос Прапора прерывался, на фоне слышалось бурчание движка «бэхи». Вдруг отчаянно захотелось обратно на ВОП.
— Шо?
— Сигарет купи. «Ротманс Дэми». И Казачку тоже.
— Дааа, Прапор, на «Винстон» ты не наслужил.
— В смысле?
— Забудь. Возьму.
— Плюс.
В АТБ было откровенно жарко, я расстегнул куртку и воротник флиски. Яркие полки, холодильники, ряды, ряды… как будто в другой мир попал. Перед молочкой стоял Федя с тележкой и молча смотрел на молоко. В тележке стоял АКМ.
Я обошел его и начал сгребать в тележку продукты по списку. Мда, одной тележки не хватит, почти двадцать человек бажают праздника. В соседнем ряду невысокий мужик в пикселе мучительно выбирал паштет. Почему военные так любят паштет? Гастрономическая загадка, которая никогда не будет разгадана. Мужик покосился на меня недовольно и отвернулся. Я подошел и набрал банок восемь разных паштетов. Загадка, да…
… Машина ВСПшников стояла на «нациковском» блокпосту. Было уже около девяти, темные ветки качались под порывами ветра, но дождь закончился. Дворники перестали скрести лобовуху, Федя жевал какую-то плюшку и зыркал в темноту, было неуютно, как бывает неуютно в незнакомом месте ночью. Я подкатил к шлагбауму и помигал фарами. Неясная фигура отделилась от тени КП и поспешила к нам.
— Дяка, мужики, — нацгвардеец схватил блок «Винстона» и тут же начал распечатывать. — А нам тут комендатура мозг выносит.
— Че хочет? — я передал хлопцу кулек с пятью какими-то булочками. — Тримай, мучное полезно.
— Ооо, благодарочка. Та хер его знает, машины военные останавливают. Ехали бы вы, пока они не раздуплились,
— Ну тады погнали. Давай.
— Давай.
Я тронулся, вырулил на ровную дорогу. Сзади вдруг истошно замигали фары, и «пятерка» засигналила.
— Мля. ВСПшники ща придолбутся, — сказал я Феде.
— И шо?
— И ничо. Зброю до бою, и поехали.
Федя сунул остаток булочки в рот, что-то пробубнел, поднял АКМС и с сомнением его оглядел. Передернул звонко лязгнувший затвор, щелкнул предохранителем и положил автомат на колени, стволом точно мне в живот. Я остро почувствовал отсутствие броника. «Скорпион» натужно проглотил еду, вздохнул, сложил приклад и повернулся назад. Зашарил руками по полу, поднял «ГПшку», зачем-то подул в ствол и завозился, вытаскивая ВОГ из подсумка.
— Федяяяя… — протянул я.
— Шо.
— Я пошутил.
— Когда?
— Не гони, положи подствол на место. Мы ж не будем стреляться со своими.
— Ладно, — Федя не стал заряжать подствольник, но аккуратно опустил его на пол, туда, где раньше стоял автомат. Я еще раз покосился на ствол АКМСа, снова промолчал. Сзади мигал фарами «жигуль». Я прибавил, и машину опять затрясло.
«Лендик» только с виду неповоротливый да разгоняется медленно. Раскочегарь эти две тонны — и неуклюжая машина летит как ласточка. «Жигуль» с тремя или четырьмя ВСПшниками внутри явно не тянул в этом темпе, но я не выжимал все, улететь с мокрой трассы не хотелось. Да и не оторваться — куда с трассы денусь? Или свернуть в Бугасе и потеряться в частной застройке? Та ну нафиг, еще ночью фигней страдать.
Федя ткнул пальцем в магнитолу, и из единственной рабочей колонки запела Светлана Тарабарова. О, моя флешка стоит, норм. Вот чего они привязались? Делать нечего?
— Чего они привязались? — Федя опять оглянулся.
— Доколупаться хотят.
— Зачем?
— Фиг його зна. Може, им за это орден положен. Медаль на крайняк.
— Как ота, шо давали недавно? «За оборону Волновахи»?
— За оборону Барселоны, мля. Пацаны говорили — из всех, кого награждал горсовет, тупо половина ВСПшников. Воины ислама, мля.
— Ну да. Останавливаться будешь?
— Не буду. Еб@ла жаба гадюку. Нехай гоняются, если делать нехер.
— Не гони тока.
— Не гоню.
Мы ехали в молчании, Тарабарову сменили AC/DC, потом Тартак. Заправка промелькнула слева и осталась позади, фары выхватывали блестевшую поверхность, «жига» не отставала, перестав мигать и сигналить, просто висела сзади. Я притормозил, перевалился через бордюр разделителя и вывернул на встречку. ВСПшники так лихо сделать не могли, не позволял просвет просевшей машины, и поехали дальше по правой стороне шоссе. Впереди показалось КПВВ. Мы всегда заезжали по встречке, всегда мигали фарами, а вот «жигуль» приближался к контрольному пункту въезда-выезда по той стороне дороги, где обычно ехали гражданские проезжающие. На КПВВ закачался фонарь, описывая широкие круги, и я снова помигал фарами. Всё как всегда.