Пехота
Шрифт:
Я разминался на кромке футбольного поля. Во вратарском свитере и перчатках в флектарне. Трибуны ревели, операторы суетились. Потом построение, гимн Лиги Чемпионов … потом не помню, потом помню выход один на один, меня ударили ногой по голове и врач тянул меня за ногу по полю:
— Сайгон. Сайгооооон, чуєш? За ногу тянул Воркута.
— Та ви шо, ахуєлі в суботу в 6 утра будить!? Я в футбол не доіграв. Шо таке?
— Тебе Рева клИче.
— Скажи йому, шо я хотів іти, ну в мене
— Приїде … група…
— Яка група?
— Рамштайн приїде … Бутирка… Може, ще Лєді Гага.
— Тебе Рева кличе, Сайгон.
— Та оставте мене в спокої всі! Я в суботу поки кофе не поп’ю в шесть утра, нікуди не піду… і в неділю… і в пятницю…
— Він сказав, що це наказ.
— От сука. Загнав-таки в угол. Я поняв, — раздосадовано пробурчал я, вылезая из спальника в термухе и синих джурабах. Секунд 30 еще посидел с закрытыми глазами и, наконец, понял окончательно, что уже всё, аллес пиздаускас — вариантов нет и надо просыпаться.
— Кофе хочуууу. Чув, йди буди когось з воділ, хай готовлять шишарь, який їзде.
— Пойняв.
— Буди Кєліма, малого буди тоже і собирайтесь…
— Куди?
— Піздєц! В сраку кудись, на три дні … а може, на сєм … блядь. Щас узнаєм. Де він?
— У ротного. Йди, там і кави поп’єш.
Надел носки, штаны, флиску и берцы. Шапку нахуй тоже… на голову, в смысле. Пистолет в кобуре сунул поглубже под спальник. Дорога от спальника до кабинета — это время одной сигареты. За дверьми я ее прикурил и повернулся лицом к ветру. Он подул, и от крепости первой затяжки и ветра перехватило дыхание. (Ну канєєєєшно, який же Донбасс без вітру? І всєгда в їбло … ну в бочину на крайняк). Помню, как один коренной дончанин тихой ночью у «дашки» рассказывал, что это тектоническая особенность, Донбасский кряж там, роза ветров (хєр його знає, ну всігда в табло дує).
Я шел в темноте по подмерзшей дороге мимо блиндажей. Над блиндажом саперов поднимался шустрый дымок (чайник закіпає, навєрно). Навстречу канал військовослужбовець с автоматом с наряда. Его никто не трогал, но, видимо, ему хотелось с кем-то поговорить этим темным утром:
— Мінус десять було ночью в чєтирє часа, — вместо приветствия сказал військовослужбовець, протягивая руку.
— Які цифри на сьогодні? — ответил я, пожимая ее.
— Дванадцать.
— Спасіба.
В кабинете/спальне/столовой/штабе/оружейке был один Рева в подштанниках и взъерошеной волосней на голове.
— Прівєт.
— Сідай, мій юний надутий друг.
— Дай кофе.
— Я сам ще не пив, бо прибіг Сміх і забрав чайник туди, до гуцулів, вони там завтракають.
— Тоді пока, зайду позже, бо скучив дуже за гуцулами, прям сил нема, так побачити хочу.
— Та всьо вже, прийшов.
— От сука, обложив гад.
— Ви ще в три должні були їхать, це я пожалів, поки ротного нема.
— Шо БР?
— А з яких це пор тобі БР, шоб воювать, стало нада? Готова, фамілії вбить осталось і всьо.
— Обложив, гад.
— Може, тобі легче стане, єслі я скажу, шо це на один день.
— Ага, блядь, на шесть утра суботи. Армія.
На столе зазвонил
— За вашим наказом … Ага. Да. Щас я сяду писать по цьому дурачку рапорт. Да. Да, група виїхала на дві великих позже, бо коробочка поламалась. Нє, ще не долажували, — летеха смотрел на меня с укором.
Завершив разговор, он начал мне подробно рассказывать суть задачи. Где-то за терриконом две группы беспилотчиков в разные дни обнаружили активность абизян в опасной близости к передовым позициям нормальных пацанов, то есть нашей пехоты. Решили, что это их НПшка, и поставили задачу пойти, обнаружить и ёбнуть дурачков. Но поддержать коптером с воздуха некому, бо наши в командировке с какими-то минометчиками, попросить некого, а идти в лобешник за неизвестный террикон не хотелось. Есть другая дорога, чуть длиннее, но с возможностью выйти в тыл НП противника, если он там есть. Выйти туда можно через позиции смежников, с которыми договора нет, связи нет, знакомых нет.
— Кароче ясно. Розберусь. Ну, це ж на один день?
— Да.
— Щас кофе п’ю і їдем.
— Я вже ротному сказав, шо ви час як уїхали. Виїдьте з бази, станьте коло магазіна і хоть залийтесь тим кофе, тільки подальше десь.
— Я «паджеро» возьму.
— На ньому ротний поїхав в комендатуру забирать нашого дебіла, вчора ночью в городі ВСП спіймало з гранатою.
— Тоді возьму «ельку», помістимося.
— На «елькі» старшина їде в ТПУ бригади шось получать.
Поїдете, як всігда.
— Єсть (не проканало).
На улице позвонил Воркута:
— Кажи.
— У Татаріна колесо треба знімати, не їде машина, а у Нємца бак потік, йому треба його знімати, бо тече струєю, каже.
— Ясно. Ви собрані?
— Майже.
— На один день без ночовки. Скажи воділам, шо в них єсть 15 минут, шоб переставить бак на Нємца машину і розиграть в карти, хто буде за рульом, а через 20 машина должна стоять з вами внутрі на дорозі. Перезвониш.
— Добре.
Вторая сигарета с утра и ни капельки кофе во рту (нічо, в магазіні вип’ю). На пятой затяжке перезвонил Воркута:
— Кажи.
— У Нємца бак перестав текти, він готовий до виїзду.
— Давай, я щас буду.
Недовольные рожи в кузове смотрели на меня, как на врага, недовольный Немец смотрел на меня, как на врага, все смотрели на меня, как на врага. Повисла тишина…
— Пацани, ну як наче я придумав цей двіж, зав’язуйте, блін.
Пока надевал РПСку, плитоноску и кобуру, отвечал на вопросы о «куда/нахуя/наскільки» и стенания «о дебіли/самі сплять в теплому штабі/робити нічого/от і постірався».
Всё, как всегда.
Потом мы погрузимся и, скрипя шишарем, выедем из базы. На улице начинало светать.
Не очень хочу рассказывать о том, что у магазина мы остановились лишь для того, чтоб узнать, что ночью обстрел повредил линию и нет света, и, соответственно, не растет кокос, в смысле хуй, а не кофе мне, чайник не работает. Ну, еще подождать, пока новенький малой купит сосисок в вакуумной упаковке с сомнительно-мутной жидкостью внутри и вчерашний батон.
(Кофе отлажується на хуй зна коли. На крайняк, вже, як вийдем в полі, закип’ячу на спирті води і розчинного йобну.)