Пехота

Брест Мартин

Ставшими неожиданно горячими пальцами расстегнуть кобуру и швырнуть ее на койку, ну его нахер — по броне вышивать в набедренной, а еще и бегать, мабуть, придется. Неудобно, поэтому сунем зброю по кличке «Пестик» в подсумок на рпске, в другой — два запасных магазина. Вроде норм. Погнали, погнали — я приплясываю от нетерпения на замерзшем холмике, к которому задом подогнан ЗИЛ, мимо проносятся пацаны, на ходу облачаясь, о, красавцы, минимум три мухи увидел и многострадальный ПКМ наш, а РПГ-7 не брали, правильно, не тре нам его, он неудобный будет… И телефон молчит. Да что ж такое… Да быстрее, быстрее, на бэхе уже четверо, сейчас запрыгнем, рывок холодной брони — и пойдем

по полю, взметывая комья смерзшейся донбасской земли, тринадцатитонная злобная бестия с двухцветным флагом.

— … ждем, слышишь? — из кунга высовывается коммандер и вместо того, чтобы лететь во весь опор до бэхи, закуривает.

— Ждем… Чего? Чего, блядь, ждем-то? — я вскипаю и срываюсь на крик: — Там пацанов уже порубили, мабуть, чего ждать-то?!

— Мартин… — голос коммандера спокоен и даже вкрадчив, — ну от скажи мне… Куда ехать? Куда мчаться в силах тяжких, бряцая калибром?

— Туда… — машу рукой с сигаретой (когда я успел прикурить?) куда-то в сторону Ростова, — а хотя… Епт. Точно.

— Вот именно, — коммандер выбирается из кунга, выпрямляется и начинает покачиваться с пятки на носок грязнющих рыжих ботинок. — Куда мы поедем? Где точно, вот совсем чётенько, была война? Ну, сядем мы на бэху, вылетим в поле, подгребем до сепарского опорника… а дальше что? Будем по посадке бегать и кричать «Разведкаааа! Ауууу!» Вопрос простой — как мы их найдем?

— Бля. Точно. — И я вдруг успокаиваюсь.

А ведь прав. Рация молчит. Телефон молчит, номера Сайгона у меня нема. Куда я собрался, воин невероятный? Магазинов напхал… Рэмбо хренов. Снимаю медрюкзак и ставлю на валяющуюся рядом какую-то коробку с Новой Почты, давно размокшую под осадками лінії бойового зіткнення.

— … точно — где была война? — коммандер ждет ответа по рации и секунд через тридцать его получает.

— …пшшшшч… За второй посадкой, в районе крайнего сепарского опорника. Точнее не скажу. Не видно нихера из-за посадки, дыма нет, все молчат. Ну, сколько тут… Километра два с половиной по прямой. Мы сейчас все смотрим, как повторится — точнее скажу… как понял меня?.. — Радейка начинает пикать садящимся аккумом, и Танцор прячет ее во внутренний карман грязноватой софтшельной куртки.

— От бачиш… — он снова затягивается, внешне спокойно, но я вижу, как он почти выплевывает дым в низкое мерзкое небо декабря, как подрагивают пальцы и как он слегка наклоняет голову, словно выпрашивая у рации хоть писк, хоть шорох, хоть какой-то намек на то, что четыре пацана, ушедшие три часа назад, все еще живы, и мы можем им помочь.

— Бля. Бля, бля, бля. Шо ж делать-то? — я совсем успокаиваюсь, ругаюсь уже по привычке.

— Ничего. Ждать, не глушить бэху, быть готовым хуярить из СПГ и снова ждать. Контакты работают? Точно? Уверен? Тогда норм. Пехота мы, наше дело — копать, сидеть и ждать. — Танцора тянет на философствование, а это значит, что он сейчас обдумывает все-все подробности и нюансы, впитывает обстановку, ищет решение. И он его найдет, я вам доповидаю, я знаю его уже много лет — то есть два с половиной месяца. По военным меркам — это очень, очень долго.

— Я до СПГ пойду. — Я выбрасываю бычок под кунг, безбожно засоряя ландшафт, состоящий из грязи, снега и войны, накидываю ремень АКС-а через плечо, разворачиваюсь и топаю, оскальзываясь, по узкому кривому распадку в сторону позиции. Молчит рация. Молчит телефон. Номер я у разведоса не взял, дебил мля, идиот охрененный пехотный, одна штука, мозг вообще не утруждал утром, прикольчики строил… Дундук, как ни крути.

— Эй… Эй! — меня догоняет разведосовский водила. Шапка сдернута, руки уже испачканы

какой-то фигней. Интересно, у водил вообще бывают чистые руки? И снова философский вопрос, голову усердно заполняю разной херней, чтобы выгнать картинку четырех тел под посадкой, остывающих прямо во вторую зиму войны. Или плен… Бляаааа, только не плен… Хотя плен — это значит живой. А живой — это что? Правильно. Это хорошо. Очень хорошо.

— … шо там? А? Может, поедем? — оказывается, водила мне вопросы задает и уже, кажись, хочет потрясти меня за грудки — настолько я упал в собственные мысли.

— Ничего, брат. Не знаем ни хера. Стрельнули — и затихли. Ждем. Извини. Ждем. Иди на КСП. Чаю сделай себе. Извини.

Я отступаю на шаг и вижу, как неожиданно сгорбившийся дядька как-то неуклюже разворачивается и бредет, шоркая ботинками, в сторону строения из досок из баннеров, где находятся мыши, травящий газовый баллон, чайник, ноут и радейка связи со штабом. Эх… Ччччерт. Ладно, чего канючить, надо на позицию — и глянуть, что там к чему.

И в этот момент зазвонил телефон.

Так быстро я еще не бегал. Или бегал. Это неважно, на самом деле. Важно, что от спокойного и даже скучного голоса Сайгона в трубке «Чуєшь… а ну накинь на орієнтір-чотири… нормально так. І трубку не кладі, я коррєктірую, бля, тока бистріше…» и до первого выстрела СПГ, с хрустом проломившего плотный холодный воздух, прошло не более пары столетий. Я успел увидеть возле гранатомета одного Талисмана, где ж Шматко, бля, мявкнуть в радейку: «Вышел Сайгон по телефону, работаю по его задаче!», подлетел к заряженному СПГ, упал коленом прямо на камень, воткнул глаз в полуприцел, пальцы тронули верньер и нежно-нежно навели трубу на вбитый колышек. Дальность… стоп, так, ноль-тридцать стоит, норм, дальность ставим два-и-два, сколько там по планшету АрмииСОС, два двести тридцать? Не, два-и-три поставлю, лучше чуть перекинуть для начала, да? Все, поднимаем трубу вверх, выводя пузырек на грязной колбочке встроенного «уровня» на центр. Готово. Поднять руку, проверить что взведено, аккуратней, мля, только бы не сдвинуть нетяжелое тело гранатомета… И — руку вниз, ласково обнять спусковой, прижать ухо к плечу, вдавливая телефон в лямку плитоноски. Давай, роднулечка, люблю тебя… Спуск. Бббах — и свист. Ох, как же я обожаю этот трогающий за нервы, нежный высокий звук.

— Быстрее, мля!.. — та никого тут подгонять не надо, хватаюсь руками за лапы станка, пытаясь удержать его на месте, Талисман загоняет новый выстрел, лишь бы контактная группа не заглючила и оба контакта опустились, хлопок, пальцы на верньер по дальности, по фронту я точно не промазал. Далекий «бах».

— … Перекинув сотку, бля, давай ближче і правіше трохи, на п’ятдесят, — голос Сайгона все так же спокоен, только говорит слишком быстро.

Ну, с Богом, СПГ — зброя неточная, по своим бы не попасть, но тут уж как повезет, ага, им там на месте видней.

— … тввввою мать, Мартин! — коммандер нарисовывается рядом, затыкает уши, ббббах — я поворачиваюсь, опять вжимая в ухо телефон, он быстро, пока летит граната, наклоняется. — Ну, шо там у них?

Я пожимаю плечами. Ну шо за дебильный вопрос. Я шо, знаю? Ща спрошу.

— Оце вже заєбісь! Насипай, насипай ровненько отутой! Хуярь на всі гроші! — в голосе Сайгона там, в двух километрах восточнее меня, прорезается эмоция. И только сейчас я слышу, что не я один стреляю — там, на том конце трубки, валит стрелкотня. Отодвигаюсь от СПГ, к прицелу плюхается Шматко, отталкивая меня плечом, аккуратно обнимает теплый гранатомет и тут же начинает орать на Талисмана, который слишком резко захлопывает крышку.