Пелена

Гольский Валентин

Слабый ветер гонял по одному из центральных проспектов утерянную каким-то раззявой крупную денежную купюру. Гонял с самой ночи, валял в пыли, поднимал до уровня тёмных оконных проёмов, точно хвастаясь своим обретением, один раз даже положил на подоконник, но быстро сдёрнул и понёс дальше. Бывало, оставлял ненадолго на одном месте, делая вид, что забыл об этой игрушке, но спустя какое-то время опять подхватывал купюру и принимался вертеть, кружить в воздухе. Сегодня на его находку никто не претендовал.

Светофоры, безразлично отнёсшиеся

к факту исчезновения с улиц прежних хозяев, молча делали свою работу. Красный. Жёлтый. Зелёный. Жёлтый. Красный… Сигналы сменяли друг друга, хотя сегодня до их цветов и подаваемых команд никому не было дела. По улицам бродили новые, не встречавшиеся здесь ранее пешеходы. Они игнорировали правила дорожного движения, лежали прямо посреди проезжей части, или залезали на брошенные на дорогах машины, а ещё, они охотились на людей. Порой, они получали отпор — гремели выстрелы, шли в ход кулаки, ножи, топоры и самодельное оружие, происходили настоящие стычки и даже нечто, что с натяжкой можно было назвать уличными боями — двуногие оказались достойными противниками. К этому светофоры тоже отнеслись с безразличием. Они были заняты.

Красный. Жёлтый. Зелёный. Жёлтый. Красный…

Глава 11. Воскресенье. Утро

Выбежать из бального зала так просто у Максима не получилось. Нет, никто его не задерживал и не чинил препятствий, он уже подошёл к двери, когда вернулся один из детей, ушедший на поиски не явившихся на собрание людей. Несколько секунд он стоял на пороге крутя головой, то ли ища маму, то ли не способный выразить словами то, что у него сейчас творилось в душе.

— Она умерла! — испуганный детский крик едва не стоил разрыва сердца Максиму.

Остановившись, парень с испугом обернулся и увидел полный зал таких же перепуганных лиц. Женщина, лет тридцати, бросилась к ребёнку, присела на одно колено перед ним, обняла, что-то зашептала на ухо.

— Кто?

— Кто умер?!

— Да что вы его успокаиваете, женщина, пусть пояснит свои слова!

Мальчик высунул голову из-за плеча мамы и махнул рукой за дверь, в которую только что вбежал.

— Там, — его взгляд скакал по лицам смотрящих на него взрослых. — Бабушка которая вчера кашляла.

Максим едва не выдал вслух стон облегчения. Некрасиво, человек всё-таки умер, но ведь не Катя, а какая-то незнакомая бабушка. Тьфу-тьфу, что за мысли в голове, и сердце бьётся как бешенное. Уходя из комнаты, он понял о ком речь. Наверняка та самая, ночевавшая в соседней комнате, которой было плохо ночью. Мага говорил, что у неё высокая температура — видимо не помогли таблетки. И уже не первый раз сознание тревожно напомнило: а сам то, сам? Кашель одолевал вчера вечером, да и утром сегодня тоже. И многих одолевает, кажется. Ох и нехорошо это всё…

Катю он обнаружил на лестнице, девушка стояла у перил, прижимая к губам платок, то ли плача, то ли о чём-то глубоко задумавшись. Максим, бегущий по ступеням, погружённый

в свои мысли, едва не пролетел мимо, лишь затем сообразил, что это и есть искомая, и так на душе стало радостно, что он почти набросился на подругу, обнял её обеими руками, развернул к себе лицом и покрыл поцелуями горячие, мягкие губы. Запоздало испугался: а вдруг она его сейчас оттолкнёт? Что если он слишком торопит события?!

Катя не сопротивлялась. Повисла в его объятьях, обняв руками за шею, запрокинула голову, подставляя лицо для поцелуев и Максим лишь сейчас вдруг заметил слезинки в уголках её глаз.

— Ты что? Милая, всё хорошо, — зашептал он ей, осторожно смахивая солёные капельки кончиками пальцев, — всё будет хорошо, вот увидишь. Ну что ты задумала, куда пошла?

— В… хм… — она запнулась, — в уборную вышла.

— В туалет?! — Максима словно окатили холодной водой.

— Ну да…

На несколько мгновений он завис, разглядывая её удивлённое выражение на лице, а затем не сдержавшись, неуверенно хихикнул, выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

— Максим? А что случилось? — забеспокоилась она.

— Я тут себе нафантазировал, — он махнул рукой, чувствуя невероятное облегчение. — Почему-то решил, что ты ушла одна в город.

Катя виновато потупилась, шмыгнула.

— Я хотела, то есть думала об этом, — призналась она. Обернулась, посмотрела за окно, в серую неприятную муть. — Как подумаю, что Оленька сейчас там, с соседкой, и даже не знает жива ли я, или нет, и я не знаю, — она всхлипнула, вцепившись в плечи приятеля. Максим прижал её к себе, погладил ладонью длинные волосы. — Я хотела пойти, — тихо сказала девушка, — но там… Я не знаю, что это, но оно меня пугает. У меня не хватило решимости убежать одной, Максим.

— Ты умничка, спасибо тебе за это, — серьёзно поблагодарил он её. — Пообещай, что вообще никуда не пойдёшь, что останешься здесь, я и один схожу.

— Нет! — резко ответила она. Вскинула голову, глядя ему в лицо. — Одного тебя я тоже не отпущу!

Они замолчали, словно впервые разглядывая лица друг друга.

— Почему ты плакала?

— А?

— Когда я пришёл, у тебя были слёзы на глазах.

Максим не удержавшись, потянулся, коснулся легонько губами её щеки и вдруг понял, что щека тоже горячая. Как и губы, как тело, которое он сейчас обнимал. Он отстранился с удивлением и с испуганным пониманием.

— Я заболела, — призналась Катя, отведя взгляд, точно призналась в чём-то постыдным. — Мы все заболели, заразились от кого-то, и я не знаю, чем.

— У тебя температура, ты же вся горишь.

— Знаю. И знаю, что ночью в соседней комнате бабулька с температурой лежала, помнишь, она всё стонала? Может быть от неё, хотя уже ночью у меня тело ломило.

— Она умерла, — сорвалось с губ Максима раньше, чем он сумел осознать, что произносит.

— Что?!

Мысленно кляня себя и ругая, как только можно, он вынужденно повторил: