Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»
Шрифт:
— А много людей?
— Тоже, если не будет другого выхода.
— А если будет, не убьешь?
— Нет.
Расстреляв женихов, Пенелопа встретилась глазами с сыном, он словно спрашивал:
«У тебя не было выбора?»
Как объяснить, что не женихов она расстреливала, а все то, что год за годом превращало ее жизнь в кошмар, делало ее саму покорной внешне, но звенящей тетивой внутри. Эта тетива когда-то должна была либо лопнуть, либо выстрелить. Появись Одиссей немного раньше или хотя бы признайся, что это он, бойни можно бы избежать, но
Если бы Пенелопу спросили, жалеет ли о расстреле ненавистных женихов, ответила бы, что нет. Но вспоминать тоже не хотела.
Они не знали, как начать, просто не знали. Двадцать лет… Это безумно много, даже если ждешь каждый день, особенно если ждешь каждый день.
Как же давно, как безумно давно была их первая ночь!
— Ты сильно изменилась, Пенелопа…
У нее даже дыхание перехватило, неужели не мог промолчать?! Пусть бы подумал, но не говорил вслух! Конечно, изменилась, двадцать лет для женщины, да еще таких, не могут пройти незаметно. Да, постарела, она же не богиня, чтобы быть вечно молодой, не нимфа, она простая земная женщина, которая ждала любимого мужа два десятка лет.
— Стала еще красивей… в тебе появились боль и горечь… мудрость… Но это красит.
Она не знала, что отвечать, как относиться к этому признанию. Сказала то, что тысячу раз повторяла за время его отсутствия:
— Я ждала тебя, Рыжий…
— Я знал это, а потому вернулся. Не мог не вернуться, зная, что ты ждешь.
— Ты врешь. Но я тебе верю…
И все же Одиссей остался верен себе…
По небольшому коридору расхаживала Афина, к чему-то прислушиваясь. Время от времени богиня подходила к двери, возмущенно фыркала и снова принималась мерить шагами узкое пространство.
— Ты чего мучаешься?
Афина обернулась на голос Зевса, снова фыркнула:
— Нет, ты только послушай! Этот рыжий болтун уже который час рассказывает о своих приключениях, словно Пенелопа и без него не знает!
— Ну и что, пусть болтает…
— Ночь-то не бесконечная!
Зевс тихонько рассмеялся:
— Я уже сказал Аполлону с Гелиосом, чтобы не торопились…
— Эта ночь будет длинней обычной?
— Да, но действительно не бесконечной.
— Вы слышали? Эй, Одиссей, скоро утро! — повысила голос богиня.
— Афина, не подглядывай! И не завидуй!
— Рыжий дурак, — вздохнула Афина, растворяясь в воздухе вслед за Зевсом.
Хорошо и спокойно никогда не бывает долго — это Пенелопа уяснила давным-давно. А потому, увидев утром толпу горожан во главе с Евпейтом, подходящую к имению Лаэрта, не удивилась. Вот она, расплата… Всего одна только ночка с Одиссеем им выпала после разлуки.
Акилина остался во дворце, с собой только короткий меч и вон копье у Лаэрта, то самое, которое он каждый день бросает в большой деревянный щит. Судя по следам, попадает редко, а если и попадает, то лишь чиркает по щиту, руки уже не те, а ведь когда-то пробивал…
Мужчины попытались заслонить ее собой, даже Лаэрт с Телемахом шагнули навстречу
— Ты убил моего сына! — Евпейт всегда говорит только о себе. — Он не сделал тебе, Лаэртид, ничего плохого.
И вдруг вперед вышла Пенелопа.
— Твоего сына убила я! Как и всех остальных. А за что?.. Тебе ли не знать, Евпейт? За все годы мытарств по твоей воле. Антиной заплатил сполна и за себя, и за тебя.
— А теперь заплатишь ты и твой сын! — Евпейт бросился вперед.
Бывают мгновения, которые длятся очень долго. Если бы он просто сказал, что Пенелопа должна заплатить за себя, она согласилась бы, это справедливо, но Евпейт угрожал ее сыну! А из оружия рядом только копье Лаэрта…
Тот даже не успел отдать само копье, она так и метнула, направляя руку самого Лаэрта! Чуть посильней, и оторванная рука полетела бы следом за копьем. В следующее мгновение замерло все, потому что посланное двумя руками (Пенелопы и самого Лаэрта) копье пробило шлем Евпейта и попросту вышибло ему мозги!
Афина обомлела, если эту сумасшедшую не остановить, она голыми руками перебьет всех итакийцев! Научила на свою голову… Гаркнув Одиссею прямо в ухо: «Держи Пенелопу!», богиня встала между готовыми воевать сторонами. Испугались, остановились, не то быть всеобщей резне.
— Ты где так воевать научилась?
— Поживи с мое, не тому научишься, — огрызнулась Пенелопа.
А Лаэрт все разглядывал свою руку, пытаясь понять, как же ухитрился с такой силой послать копье. Даже в лучшие годы наконечник пробивал лишь шлем, но не мозги же…
— Воительница, собирай вещи, нас с тобой выгонят с Итаки на веки вечные…
— Выгонят. Но ненадолго. Быстро попросят вернуться.
— Это почему? Думаешь, заскучают по твоим воинственным выходкам?
— Нет, им будет нужна моя шерсть…
— Твоя, у тебя есть шерсть?
— У моих овец! И нужно сбывать ткани. Но я уплыву с удовольствием, надоело все. Пусть остается Телемах.
— Рыжий, ты все-таки мерзавец!
— Что? — Одиссей повернулся к жене, встревоженный ее словами.
Но смеющиеся глаза Пенелопы подсказали, что неприятностей не будет.
— Я снова назвал тебя во сне чужим именем? Пусть тебя успокоит, что их всех я звал твоим.
Царица улыбалась.
— Ты всего несколько ночей со мной, но уже расстарался…
Несколько мгновений Одиссей смотрел на жену, соображая, потом схватил ее в охапку:
— У тебя будет ребенок?!
— У нас.
— Сын?!
— У Одиссея есть дочери?
— Сын!
По дворцу разнеслось:
— Сы-ы-ын!..
Сы-ы-ын!!!
Пенелопа действительно родила сына Полипорта, хотя, согласно мифам, не все так гладко.
Тогда они еще не знали, что прошедшая разлука не последняя, что впереди испытания куда проще и тяжелей одновременно, испытания, которых их союз, к сожалению, не выдержит. Можно ждать, верить, надеяться, вынести множество бед и проиграть лжи и навету, уже дождавшись…