Пепел Ара-Лима.
Шрифт:
— Устал твой друг мертвым быть, — Самаэль, улыбаясь, гладил присмиревшего коня. — Силы потерял, того гляди рухнет, в пыль превратится. Я ему траву волшебную дал, что силы мертвым возвращает. Здравствуй, майр Элибр. Долго мы тебя ждали. Добро пожаловать в Зеленое Сердце.
— Такая трава и мне не помешает, — Элибр спрыгнул с коня. Загрохотал железом просторным — Пришел я по твоему зову, крестоносец. Так ли лесовик, что Йохой кличут, мне слова твои передал, будто нужен я молодому королю Ара-Лима? Ответь скорее, колдун, успокой мертвого слугу королевства
— Лесовик врать не умеет, — ответил Самаэль, оглядывая майра. Именно таким и представлял колдун телохранителя королевского. Широкие плечи, дикий взгляд, сильные руки. Еще бы вид человеческий придать, для глаза привычный, и можно Элибра жителям без страха показывать.
— Где же он, наследник Ара-Лима? — майр вперед подался. — Веди к нему, крестоносец. Хочу присягнуть ему.
— Рано тебе перед наследником появляться, — покачал седой головой Самаэль. — Не забывай, что ему всего шесть лет. Испугается он твоего вида страшного.
— Что же делать, крестоносец? Не для того я из могилы встал, чтобы вдалеке от сына Хеседа быть.
— Идем со мной, храбрый солдат. Знал я, во что ты превратился за столько лет, подготовился. Поколдуем над телом твоим, если против ничего не имеешь. А там, глядишь, и король молодой появится. Сам прибежит.
Застучал посох по камням древним.
— Как же друг мой? — окликнул Элибр колдуна, коня черного удерживая. — Должен ты знать, что исчезнет плоть мертвая без хозяина.
— О животном позаботятся. А трава, что я дал недавно, поможет разлуку перенести. Не волнуйся майр, верь старику.
— Элибр никому, кроме короля своего не верит.
Но за колдуном следом пошел, на коня мертвого оглядываясь. Когда уже в двери узкие, в камне пробитые, протискивался, заметил, как два горняка к коню подходят, ласковыми словами задабривают, звериный норов смягчают. Уводят в глубину скалы, в тень холодную.
— Один был верный друг, и того горняки живые стреножили.
Низки потолки коридорные. Горняки, что крепость в скалах вырубали, роста были невысокого. Переходы и двери по себе мерили. С тех давних пор горный люд хоть и подрос немного, а крепость никто не переделывал.
Элибр за колдуном топал, голову у дверей многочисленных берег. Она хоть и мертвая, голова, да все одно своя. От долгого пребывания в могиле земляной могла и размягчиться.
— Далеко ли еще, крестоносец? Не пристало мне полусогнутым быть. Не переношу я духа каменного. Того гляди завалятся стены, под глыбами могилу новую устроят.
— Стены крепки, — Самаэль вперед шел, не оглядывался. По дороге зажигал редкие лампы, маслом наполненные. Чтобы и впрямь телохранитель голову гнилую не сшиб. — Через два поворота, да одну лестницу трехступенчатую на месте будем.
Вышли в покои, что колдуну были отданы. Потолок высокий здесь, можно и разогнуться безбоязненно.
— Скромно у тебя, — огляделся майр, меч придерживая. — Ни золота, ни серебра. Вы, крестоносцы, к богатству никогда не стремились. Все больше по кельям, да по монастырям
Элибр оставил оружие у дверей, к узкому окну подошел, где зеленая долина с высоты птичьей просматривалась. Оглядел внимательно горы неприступные, хмыкнул, заметив столбы дыма дальние, коими охранные горняки друг с другом перемигивались.
— А лесовик твой ловким парнем оказался. По горам провел, ни с одним горняком не повстречались.
— Ловкий, да только болтает лишнее. Но про это потом. Подойди сюда, майр. Взгляни, что с тобой время сделало.
Подошел Элибр к зеркалу, что от пола до потолка, да в две руки шириной. Во время дороги дальней к долине близко к воде не подходил, страшась увидеть то, что земля да могила натворила. А сейчас, вспомнив слова колдуна о наследнике, которого испугать мог видом мертвым, повиновался.
— Я ли это?! — воскликнул майр, разглядев в зеркале страшное чудовище, ничем прежнего телохранителя не напоминающее.
Не человек в зеркале отражался, а уродливое создание. Клочьями из черепа гнилого волосы торчали. Сквозь лохмотья одежды такие же лохмотья, только из кожи сухой свисали. Кулаки, что когда-то в пыль камень сжать могли, превратились в корявые палки, сухожилиями перетянутые. Одни глаза прежними остались. Разве что боли в них прибавилось.
— Я ли? — повторил Элибр, к отражению прикасаясь. Дотронулся, руку поспешно убрал. Резко к колдуну повернулся, что рядом стоял. Опустил голову. — Прав ты, крестоносец. Даже я сам себя испугался. Что уж говорить про дите малое. Обратно мне надо. В могилу, чтоб не видел никто мертвого взгляда сгнившего Элибра.
— Рано назад собираешься. Или забыл, кто перед тобой? Сделаю я дело тайное, Грану, Отцу нашему неугодное. Пойду наперекор уставу рода нашего. Не ради тебя, мертвого. Ради наследника, который без тебя, телохранителя и воина, не вернется в Ара-Лим победителем. Готов ли ты, майр, к тайным знаниям прикоснутся? До конца сознания своего рядом с королем быть в новом обличие, что дам тебе, закон крестоносцев нарушив.
Элибр пал на колени перед старцем:
— Хоть в собаку преврати, хоть в тварь ползучую. Одного хочу, служить наследнику. Обещал королю Хеседу позаботиться о ребенке его, законном короле Ара-Лима. Клятву сдержать хочу.
— Тогда встань с колен, майр Элибр. В собаку, да в тварь превращать, на то только Избранные горазды. А я попроще, без излишеств. Закрой глаза, если веки позволяют. И молчи, чтоб не делал я. Доверяй рукам моим и голосу. Может, что получше собаки придумаем.
Колдун обошел круг майра, смиренно стоящего, глаза сухими веками без ресниц закрывшего. Скинул с того рванье трухлявое. Звякнули о каменный пол доспехи, мечами вражескими пробитые.
— Чтобы ни делал, чтобы ни говорил, молчи майр и не шевелись. Иначе навлечешь беду и на меня, отступника, и на наследника. Да и на себя безобразного.