Пепел и проклятый звездой король

Бродбент Карисса

От этого у меня защемило в груди. От этого горели глаза.

Это… это меня разозлило.

Я не была готова к этому. Еще не готова. Не сейчас, когда остатки моего гнева еще так остры в моих венах, когда его остатки разрывают раны, которые они открыли за последние несколько месяцев.

Он начал приподниматься, потянулся ко мне, но я толкнула его обратно на кровать.

— Нет, — сказала я.

На его лице промелькнуло замешательство.

— Не двигайся, — сказала я. — Ты не в праве

контролировать это.

Замешательство переросло в понимание. Но даже это поначалу показалось слишком ласковым, слишком мягким, пока он не сменил его медленной ухмылкой, скривившей губы.

Я снова крепко надавила на его плечо, приказывая оставаться на месте. Затем я переключила свое внимание на его одежду. Я принялась за пуговицы его пиджака, расстегивая каждый узел серебра на его груди. С каждым разом голубой шелк спадал, обнажая голую кожу — пейзаж из бугров и впадин мышц, вздымающихся и опускающихся под его дыханием, покрытых свежими ранами и старыми шрамами, и мягкими темными волосами, которые сужались по мере того, как я следовала вниз по животу.

Я возненавидела этот костюм с того момента, как увидела его на нем. И это был именно тот костюм, который пытался превратить Райна в одного из тех, кто когда-то подчинил его себе.

Он был не таким.

Теперь это казалось настолько тошнотворно очевидным, что я удивлялась, как я вообще сомневалась в этом. Нет, та его версия, которая открывалась мне с каждой расстегнутой пуговицей, с каждым новым участком несовершенной, некогда человеческой кожи…

Это был он.

Я закончила с его пиджаком, и он помог мне приподнять плечи, когда я стянула его с него и бросила на пол. Я опустилась на его грудь, кончиками пальцев обводя его мышцы, задержалась на соске, когда он затвердел под моим прикосновением, затем провела вниз, по каждому выпуклому бугорку живота, к животу и темнеющей дорожке волос, ведущей к брюкам.

А Райн, как всегда послушный, не шелохнулся, хотя я чувствовала его хищный взгляд. Даже когда мои руки опустились к его поясу, расстегнули его и освободили его.

Когда я впервые увидела его член, я была потрясена тем, что такой орган может считаться красивым, и все же и в этот раз это было единственное слово, которым я могла его описать: красивый.

Все его тело напряглось, когда я обхватила его рукой. Он слегка дернулся от моего прикосновения, его пресс напрягся. Я наблюдала, как набухает бусинка жидкости на его головке.

Он хотел меня. Он хотел меня так сильно, что уже даже не дышал, его руки крепко обхватили покрывало. И, Богиня, боль между моими бедрами становилась все труднее игнорировать. Так легко было просто переползти на него, позволить ему войти в меня.

Слишком легко.

Легкого удовольствия не бывает.

Я хотела, чтобы он страдал за это.

Я опустилась, провела губами по его кончику, провела

языком по соленой сладости жидкости на его коже.

Райн издал резкое шипение. Все его тело напряглось, словно ему требовалось все, чтобы не сделать рывок через кровать и не схватить меня.

Но он не двигался.

Я прижалась к нему ртом, на этот раз медленнее и дольше, облизывая его — все еще нежно, достаточно нежно, что я знала будет мучительно.

На этот раз в его выдохе прозвучал намек на стон.

— Ты так порочна, — прошептал он.

Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, его взгляд был хищным, как будто он скорее умрет, чем моргнет.

Меня пронзила волна знакомого чувства — я склонилась над ним, он смотрел на меня, и в этом взгляде было едва сдерживаемое вожделение.

Мне заставить тебя умолять? спросила я его тогда.

Я снова медленно провела по нему языком, и он издал еще один сбивчивый выдох.

— Однажды ты сказал мне, что будешь умолять меня, — пробормотала я. Еще одно прикосновение губами. — Так сделай это.

Я не разрывала зрительного контакта. Он сверкнул порочным восторгом.

— Позволь мне прикоснуться к тебе, — прохрипел он. И Богиня, да, он умолял, каждое слово звучало отчаянно. — Позволь мне почувствовать тебя. Даже если я тебя не заслуживаю. Пожалуйста.

Я медленно переползла на его тело, пока мои бедра не оказались на одной линии с его бедрами. Мое платье задралось, шелк собрался на бедрах — мы оба мучительно осознавали, как близки друг к другу, — и я опустила бедра настолько, что его член коснулся моих складок. Я с трудом подавила стон, вызванный даже этим мгновенным, едва уловимым прикосновением.

Я не позволила ему увидеть, как сильно я этого хочу.

Я опустилась на локти, оставив нас на расстоянии дюйма друг от друга.

— И? — сказала я.

Его взгляд сверкал от удовольствия, как у кошки, наслаждающейся игрой в догонялки. И все же под этим диким восторгом скрывалось что-то более глубокое. Кончики его пальцев поднялись к моей щеке. Не до конца. Но все же повинуясь.

— Позволь мне сделать тебя королевой, которой ты являешься. Позволь мне охранять твое тело, твою душу, твое сердце. Позволь мне провести остаток моей жалкой жизни по твоей милости. Если мне нужно умереть, то позволь мне умереть от твоей руки. Пожалуйста.

Моя грудь болела почти так же сильно, как и мое желание.

Мои бедра сдвинулись, и я почувствовала, как он снова дернулся, и это крошечное движение заставило мое дыхание затрепетать.

— И? — прошептала я.

Он издал дрожащий выдох, ухмылка искривила его губы.

— И ради всего святого, принцесса, я умоляю тебя, позволь мне встать перед тобой на колени.

Мы задержались в таком положении, наши тела были так близко к полному сплетению и в то же время совсем не касались друг друга.