Пепел и проклятый звездой король

Бродбент Карисса

Казалось, воздух покинул комнату, покинул мое тело, и я стояла, застыв, не дыша, не говоря ни слова, пока он подходил все ближе. Ближе. Мой подбородок вздернулся, чтобы сохранить зрительный контакт.

Матерь, эти глаза. Они были как огонь, сияющие, мокрые от слез, которые так и не вылились.

— Ты — это всё, — выдавил он, прерывистым голосом. — Всё. Уходи, Орайя. Уходи.

Мое горло напряглось. Я сглотнула комок, а моя челюсть сжалась.

Все, о чем я могла думать, что он чертов дурак.

Если

бы у него в союзниках был Дом Тени, это было бы одно дело. Но у Райна больше не было союзников. Ни с Кроворожденными. Ни даже с ришанцами. Сейчас он как никогда нуждался в силе, которую я могла ему дать. Это был его единственный шанс вернуться на трон и, конечно, единственный шанс его удержать.

Он нуждался во мне больше, чем когда-либо.

— У тебя нет ничего, кроме меня, — сказала я. — И все же ты позволишь мне уйти?

— У меня нет ничего, кроме тебя, — прошептал он. — Поэтому я отпускаю тебя.

От этих слов у меня закружилась голова, как будто весь мир сместился в сторону, с которой мое тело не знало, что делать. Райн был так близко ко мне, что я чувствовала тепло его тела — ощущение, которое теперь казалось мне таким же знакомым, как моя собственная кожа. И я видела, как работает его челюсть, как напрягаются мышцы, словно объединяясь против первобытной силы, которая умоляла сократить расстояние между нами.

Как я распознала это так легко?

Почему это показалось мне таким знакомым?

Я замолчала на долгий миг.

Тогда я обошла его, взяла с кровати мешочек с монетами и прижала его к груди с такой силой, что он издал удивленный вздох.

— Я чертовски не могу в это поверить, — прорычала я.

На его лице отразилось удивление.

— Все только что стало интереснее, — сказала я, — и ты думаешь, что я просто сбегу? Когда надо сражаться? Когда у этого ублюдка моя корона? — Я приблизилась ещё ближе, даже несмотря на опасность, даже несмотря на то, что наши тела почти слились воедино, я приподняла голову, чтобы удерживать его взгляд, на моем лице была насмешка.

— Пошел ты нахрен, Райн, — прошептала я. — Пошел ты нахрен.

Он долго смотрел на меня, не моргая.

И мы разорвали это молчание одновременно.

Я не знала, кто двинулся первым. Поцелуй был похож на грозу над летней пустыней — на смерч, пронесшийся разом, и уничтоживший жару, настолько всепоглощающий, что ты вдруг не помнишь ничего, кроме дождя.

Он вдруг оказался повсюду.

Глава

44

Орайя

Мешок с монетами издал отдаленный СТУК, упав на пол, и руки Райна переместились на мое тело.

Он целовал меня так, словно умирал от голода. Он целовал меня так, как когда-то, много месяцев назад, когда пил мою кровь в пещере —

отчаянно, сильно и с чувством голода, словно я была единственной, что связывало его с этим миром. И Матерь, я тоже чувствовала себя так, словно впервые за долгое время ухватилась за что-то крепкое.

Как будто я вернулась домой.

Я сказала себе, что забыла, каково это — целовать Райна.

Это была ложь. Тело не забывает такого — это было вырезано в моей мышечной памяти, часть меня самой, пробудившаяся из какого-то спящего состояния. Он целовал меня не только ртом, но и всем телом — так, как боролся, с каждой мышцей, перестроенной под задачу, сосредоточенной только на мне.

Это платье было таким чертовски тонким.

Шелк позволял мне чувствовать все. Его руки, большие и грубые, скользили по моему телу, словно хотели запомнить каждую мышцу, впиться в каждый изгиб. Его тепло, так близко, что я могла бы поклясться, что чувствую биение его сердца под кожей. Его член — Богиня, его член, твердый, толстый и уже напряженный между нами.

Да, шелк позволил мне почувствовать все это. Он позволил мне почувствовать, как сильно Райн хотел этого так долго.

Он заставил меня почувствовать, как сильно я тоже этого хотела.

Желание скопилось внизу моего живота, мои груди выпирали из слишком тесной ткани платья, и терлись о грудь Райна, мои бедра напряглись. Мое тело помнило, каково это — целовать его, да, но оно помнило и нечто большее. Оно помнило, каково это — трахать его. Как будто заменили недостающую часть.

И теперь оно хотело этого. Оно умоляло об этом. Когда руки Райна скользнули вниз по изгибу моей спины, задевая чувствительную плоть в верхней части бедер, у меня перехватило дыхание.

Звук, который он издал в ответ, едва слышный, прокатился по мне, как гром.

От волны желания у меня внезапно закружилась голова — однако это было желание, с более темным краем, острым и опасным, выкованным в гневе, который я так долго держала в себе.

Одним резким движением я толкнула его на кровать. Он грубо упал на нее, рама заскрипела, протестуя против его внезапного веса. Я начала переползать через него, но по его лицу пробежала дрожь, и я замешкалась, снова обратив внимание на степень его ранений — жестоких, полученных на солнце, хотя и начавших уже заживать.

— Не смей останавливаться, принцесса, — прохрипел Райн, прочитав выражение моего лица, на котором дрожь уступила место искаженной полуулыбке. — Пожалуйста. Мне все равно, даже если это меня убьет.

Он провел кончиками мозолистых пальцев по моей щеке, заправив за ухо свисающие черные волосы.

— Единственное, что было хорошо в тот раз, когда это случилось, это то, что ты была последней, кого я видел.

Его голос все еще звучал легко и шутливо, но улыбка исчезла. В этом не было ничего легкого. И его касание тоже. Все это было пропитано такой мучительной нежностью.