Пепел и проклятый звездой король

Бродбент Карисса

А потом я прошептала:

— Хорошо.

Нить самоконтроля оборвалась. Если рана Райна и замедлили его движение, то он этого не показал. Его рот врезался в мой, он перевернулся и повалил меня на кровать, его рука пробежалась по моему телу, словно последние минуты без прикосновений были мучительными.

И затем, так же быстро, его вес исчез. Вместо этого он оторвался от кровати, схватил меня за ноги и потянул меня вниз.

И, как он и обещал, опустился на колени.

Я не могла не смотреть на него, как

завороженная, когда он осторожно задрал шелк моей юбки на бедрах, обнажив мои бедра. В присутствии богов он не выглядел так благоговейно.

Его взгляд медленно поднялся и встретился с моим.

— Это позволительно, принцесса?

Моя бровь дернулась.

— Принцесса?

Он засмеялся, низко и слегка хрипло.

— Королева.

Он начал с внутренней стороны моего бедра, его поцелуи были такими нежными, что почти щекотали, поднял мою ногу и положил ее себе на плечо.

— Моя королева, — снова прошептал он, и с каждым поцелуем эти слова прижимались к моей коже, пробираясь все дальше по чувствительной плоти бедер.

Матерь, помоги мне. Мои бедра раздвинулись, освобождая ему место, а тело не знало ничего, кроме предвкушения его прикосновений, его поцелуя.

Когда он коснулся там, именно там, где я хотела, он сначала был нежен, оттягивая в сторону мое нежное кружевное белье и осыпая нежными поцелуями мою промежность.

Такой легкий. Такой нежный. И все же дрожь удовольствия сжала мое тело, а спина выгнулась дугой.

Он одобрительно хмыкнул, прижимаясь к моей коже, и вибрация отозвалась в моей душе.

— Лучше, — прошептал он. — Лучше, чем я помню. Лучше, чем твоя кровь.

Ещё одно прикосновение его языка, на этот раз чуть более твердое, завершившееся долгим, медленным поцелуем.

Я сжала челюсти, не давая себе выть от удовольствия, мои руки вцепились в покрывало. Матерь, я не хочу доставлять ему удовольствие. Пока еще нет. Даже если это убьет меня.

Еще одно прикосновение, еще один вздох, еще один всплеск наслаждения.

Сдержать тихие стоны теперь стоило неимоверных усилий, зубы были сжаты так сильно, что я отстраненно подумала, что они могут треснуть.

Еще. Это слово было на кончике моего языка. Но сейчас я ни о чем не просила Райна.

— Позволь мне поклоняться тебе, Орайя, — прошептал он, и что-то в вибрации моего имени на его губах, прикоснувшихся к самым чувствительным частям тела, заставило меня задрожать. В этом шепоте было столько отчаяния. Я сказала ему умолять. Он умолял. — И позволь мне попробовать тебя на вкус, когда ты кончишь. Пожалуйста.

Его язык встретил меня уже более твердо, долгим лижущим движением по всей длине моей промежности, кружась вокруг моего бутона, лишь слегка касаясь его зубами.

Богиня, помоги мне. Я не могла…

Приглушенный стон вырвался из меня, вырвавшись из моих попыток

проглотить его.

Не отрывая от меня рта, Райн встретил его стоном такой же силы, словно этот звук был водой для человека, умирающего от жажды.

— Еще раз, — прошептал он. — Пожалуйста.

И да поможет мне Матерь, я не смогла бы ему отказать. Даже если бы захотела. Потому что этот звук сломал остатки самообладания Райна, и внезапно его медленная, неспешная работа стала яростной и отчаянной.

Он работал со мной так, словно его единственной целью в жизни было выжать максимум удовольствия из моего тела — его рот стал твердым и неумолимым, действия жесткими и определенными, двигаясь от моего входа, к клитору и обратно, целуя и посасывая. Мои бедра прижимались к нему, подражая его движениям — я ничего не могла с собой поделать, не могла больше контролировать свои мышцы.

— Хорошо, — прошептал он. — Вот так. Позволь мне помочь тебе.

Да, подумала я. Да, да, да.

И только когда он зарычал от удовольствия, я поняла, что произношу это вслух, снова и снова, давая ему ответ, которого он так ждал. Давала ему все, что он хотел, а он давал мне все, что мне было нужно. Мои руки нашли его голову, запутались в красно-черных волнах, я не знала, притягиваю ли я его ближе или отталкиваю.

Ближе, решила я, когда его язык как следует работал над моим клитором, когда его пальцы скользнули внутрь меня, когда его проклятие удовольствия пронеслось по моему позвоночнику, как молния.

Я любила его голос. Я даже не могла отрицать, как сильно я любила его голос.

Это была моя последняя мысль, перед тем как волна наслаждения поглотила меня, стирая все мысли.

Когда оргазм угас, я тяжело дышала. Слабый пот покрывал мою кожу. Мышцы ослабли и дрожали. И все же, когда я открыла глаза и увидела обнаженного Райна, забравшегося обратно на кровать, желание уже снова начало разгораться во мне.

Он был чертовски красив: свет фонаря играл на голых поверхностях его тела, отмеченного временем, ранами, шрамами и прожитой жизнью, пламя отражалось в похотливом ржаво-красном цвете его глаз, закрытых от меня, как будто больше ничего не существовало.

Видит, как всегда, больше, чем мне хотелось бы.

Видит, как всегда, меня.

Внезапно я почувствовала себя такой дико обнаженной, несмотря на то, что он был голым, а я полностью одета. Фасад моей игры рухнул. Последний накал моего гнева угас, как свеча, угасающая в ночи.

Я моргнула и почувствовала, как по щеке потекла слеза.

Райн присел рядом со мной. Он вытер слезу большим пальцем.

— Я тебя ненавижу, — вырвалось из меня. Но эти слова не были приговором. Они были слабыми, печальными, отчетливыми.