Пепел и пыль
Шрифт:
— На Бажена долгое время влияла магия фейри. Плюс, не знаю, что конкретно они с ним делали, но парень стал другим. Сейчас он может вызывать лёгкие непроизвольные галлюцинации у людей, находящихся рядом. Поэтому его и держат здесь, чтобы не пугать стражей.
— Галлюцинации, — повторяю я.
Едва ли верится. Голос был таким реальным, словно призрак подруги и правда поселился в моей голове.
— Нам нужно идти, пока Бажен не очнулся, — Бен берёт меня за здоровую руку. Его тёплая ладонь немного приводит меня в чувство. —
— Нет, — качаю головой. — Я… Мне очень её не хватает. — Закрываю глаза. Вспоминаю лицо Лии, её смех, улыбку, искорку в золотых глазах. — Вернись ко мне. Я не справлюсь без тебя.
Но в этот раз ответом мне является лишь густая, пронизывающая тишина.
***
Занятие по теории тактики проходит для меня как в тумане. Я не могу ни на чём сосредоточиться, слова молодого защитника-преподавателя не задерживаются в голове ни на секунду. Всё, что я делаю: прячу раненую ладонь в складках юбки и стараюсь не думать о Лие.
Именно поэтому, наверное, только это у меня и выходит.
— Рюрикович? — слышу я знакомую фамилию.
Требуется непростительно много времени на то, чтобы я вспомнила — она принадлежит моей родственнице. Я поднимаю глаза на преподавателя.
— Ты меня слышала? — Качаю головой. — Вопрос на уровне новичка. Ничего сложного. И если ты не знаешь на него ответ, это ставит под сомнение твоё право считаться одной из лучших защитниц.
— Я… Извините, я плохо себя чувствую…
— Аполлинария вчера была на задании, — говорит кто-то.
Мне не нужно искать оратора. По удивлённым выражениям лиц ребят, глядящих на человека за моей спиной, понимаю — они ожидали увидеть кого угодно, вставшего на мою сторону, кроме неё.
— Присутствие на заданиях не является смягчающим обстоятельством.
— Ей неслабо досталось, — не унимается Фаина. — И она спасла парочку невинных. Не стольких, конечно, сколько я, но в число спасённых ею входит и моя жизнь, так что… При всём уважении, если хотите с кого-нибудь сейчас спросить, спросите с тех, кто вчера не так сильно ударился головой. С меня, например.
Оборачиваюсь. Двумя столами левее Фаина, вальяжно откинувшись на спинку стула, совсем забывает об этике и правилах и едва ли проявляет уважение к старшему по рангу преподавателю, всем своим видом демонстрируя полное безразличие.
Но она зачем-то помогает мне сейчас. И я не могу не быть ей за это благодарной.
Преподаватель оставляет меня. Я одними губами шепчу Фаине «спасибо», а она лишь небрежно отмахивается. Её лицо всё также ничего не выражает. Но я теперь ненавижу её чуть меньше.
Как только занятие заканчивается, я иду в лабораторию хранителей за Беном. На месте его не нахожу. Следующее место, где он может быть — комната Алексея. Но добраться до неё не успеваю: в коридоре перехода между корпусами, заполненном картинами, изображающими день создания штаба и официальную регистрацию призмы
Мы впечатываемся друг в друга, выходя из разных углов. Рис смеётся, мне не до шуток — когда рукой его задеваю, боль на ожоге заставляет меня прикусить язык и заскулить.
— Эй, незнакомка, — улыбается Рис. — Вот это встреча!
— Да уж, — едва сдерживая слёзы, я стараюсь придать голосу твёрдости.
— Ты куда? Родю ищешь?
Волнение вспыхивает в моей груди нежданным костром. Когда он говорит о Роде, всё, что мне хочется сделать — это найти друга Аполлинарии, спрятать его от всех бед и защищать до тех пор, пока не минует последняя потенциальная опасность.
— Нет, — я качаю головой. Потом решаю, что лучше пусть он думает именно так и исправляюсь: — То есть, да. Извини. Сегодня целый день витаю в облаках
— Ничего, — Рис суёт ладони в карманы брюк. — Я должен спросить, — он вжимает голову в плечи и чуть наклоняется. — Не передумала ли ты?
— Я с тобой, — говорю сразу же.
Менять ничего и не собиралась, а Рис пусть знает, что я уверена в своём решении.
— Это хорошо. Тогда сегодня вечером, как мы и договаривались, я отведу тебя в свою святая святых.
В ответ киваю. Рис, огибая меня, возобновляет путь в известном только ему направлении, и когда я сама собираюсь уходить, он вдруг оборачивается и произносит:
— Вы двое очень милы: ты и Родя. Мне, наверное, не стоит этого говорить, но в будущем у вас родятся прекрасные дети, достойные своих родителей.
— Ч-что? — рассеянно переспрашиваю я.
Рис делает один шаг обратно.
— Ты любишь Родю, но не так сильно, как любишь того, кто никогда не ответит тебе взаимностью. Не храни его у самого сердца, освободи место и позволь занять его тому, кто действительно этого достоин.
Не давая мне опомниться, Рис бросает на меня последний взгляд, ухмыляется и пускается прочь лёгким бегом, как нашкодивший мальчишка подальше от места своего преступления. Смотрю ему вслед ещё некоторое время после того, как он исчезает за поворотом, и иду в сторону комнаты Алексея, думая о том, каким же на самом деле человеком была моя дальняя родственница.
Бена нахожу сидящим на полу перед кроватью, на которой лежат какие-то бумаги. Дверь в его комнату открыта нараспашку, и всё же я стучу, прежде чем войти. Но он никак на это не реагирует.
— Я сделал это, — бросает он, когда я останавливаюсь за его спиной. — Флакон лежит на подоконнике, но я пока не советую тебе его принимать.
— Почему?
Подхожу к подоконнику, беру флакон и размещаю его на раскрытой ладони. Мелко порезанные и уже знакомые мне белые лепестки плавают в светло-сиреневой жидкости. На дне флакона бурым осадком лежит ещё какой-то ингредиент, о природе которого мне почему-то совсем не хочется знать.