Пепел и сталь
Шрифт:
«А кроме того, я должна доказать, что могу быть полезной».
— Ладно, — сказал Кельсер. — В общем-то мы приехали по нескольким причинам, но ты — одна из них. На этой неделе состоится бал…
— Я поеду! — быстро сказала Вин.
Кельсер погрозил ей пальцем.
— Выслушай сначала, Вин! Тебя недавно ранили, и такая дыра в боку слишком опасна.
— Кельсер, — ровным тоном произнесла Вин, — я всю жизнь прожила в опасности. Я поеду.
Похоже, ее слова не убедили Кельсера.
— Она должна, Кел, — сказал Доксон. — Во-первых, в свете могут заподозрить
— Ну хорошо, — сдался Кельсер. — Но ты должна обещать мне не использовать алломантию до тех пор, пока Сэйзед не разрешит.
Вечером Вин и сама уже не понимала, почему так рвалась на бал. Она стояла в своей комнате, рассматривая платья, которые принес Доксон. Впрочем, после того как она целый месяц проходила в одежде знатной леди, платья перестали казаться ей такими неудобными, как прежде.
«Конечно, нельзя сказать, что в них я чувствую себя свободно, — думала она, изучая четыре туалета. — Все эти кружева, бесконечные складки, нижние юбки… простая рубашка и штаны куда практичнее».
И все же в платьях было нечто особенное… что-то таилось в их красоте. Она зачаровывала, как сад за особняком. Когда Вин рассматривала их по отдельности, как одинокие растения, они производили не слишком сильное впечатление. Но когда Вин увидела сразу несколько нарядов… И еще она думала о том, как будет выглядеть на балу, и тогда платья приобретали новый смысл. Они были прекрасны и должны были сделать прекрасной ее саму. Они станут тем лицом, которое Вин предъявит высшему свету, и ей хотелось выбрать наиболее подходящее.
«Интересно, будет ли там лорд Эленд Венчер?..»
Ведь Сэйзед говорил, что молодых аристократов приглашают почти на каждый бал?
Вин провела ладонью по одному из платьев — черному с серебряным кружевом. Оно подходило к ее волосам, но не слишком ли мрачно это будет выглядеть? Большинство дам носило яркие платья, сдержанные тона, похоже, оставались прерогативой мужских нарядов. Вин внимательно осмотрела желтое платье, но оно показалось ей несколько наглым. А на белом было слишком много вышивки.
Оставалось красное. Слишком глубокий вырез — глубже, чем хотелось бы Вин, — но в остальном оно было великолепно. Из тонкой, как паутинка, ткани, с длинными рукавами, присобранными у локтей и запястий, оно просто очаровало Вин. Но оно казалось таким откровенным! Вин прикинула на себя платье, ощущая пальцами мягкую нежную ткань, и попыталась представить, каково ей будет в этом наряде.
«Смогу ли я его надеть? Оно же совсем прозрачное! И эти бесконечные оборочки не в моем стиле».
И все же… какая-то ее часть отчаянно стремилась на бал. Повседневная жизнь знатной леди разочаровала Вин, но ее воспоминания о том единственном вечере были чудесными. Нарядные танцующие пары, музыка, атмосфера безупречной вежливости и изысканности, волшебные витражи…
«А я ведь и не заметила как привыкла к духам!» — вдруг осознала Вин.
Она
Ее волосы заметно отросли, и их тщательно подстриг парикмахер лорда Ренокса, так что они падали на уши, слегка завиваясь на концах. И в зеркале, несмотря на долгую болезнь, отражался уже не тощий неуклюжий подросток. Хорошее питание помогло фигуре Вин приобрести округлость.
«Я становлюсь…»
Вин задумалась. Она не знала, кем становится. Но уж точно не знатной леди. Знатные леди не мучаются от того, что не могут тайком полетать над ночным городом. И все равно она была уже не прежней Вин. Она была рожденной туманом.
Вин осторожно положила красное платье обратно на кровать, подошла к окну и выглянула наружу. Солнце скоро зайдет, и тогда опустится туман… хотя, конечно, Сэйзед обязательно выставит стражу, чтобы Вин не сбежала и не занялась тем, чем ей не позволено заниматься. Впрочем, она понимала его осторожность. Он был прав. Если бы не охрана, Вин давным-давно нарушила бы запрет.
Она посмотрела направо и заметила на балконе чью-то фигуру. Кельсер. Вин еще немного постояла у окна, а потом вышла из своих комнат.
Кельсер обернулся, когда Вин появилась в дверях. Она не спешила проходить на балкон, не желая мешать ему. Но он улыбнулся, и Вин встала рядом с ним у изящных перил.
Кельсер уставился куда-то на запад — не на сад, дальше. Он смотрел в сторону лежавших за городом пустошей, освещенных заходящим солнцем.
— Тебе никогда не казалось это странным, Вин?
— Странным? — переспросила она.
— Да, высохшие растения, палящее солнце, черное дымное небо…
Вин пожала плечами.
— А что тут странного? Это естественно.
— Да, пожалуй. Но наверное, и твои представления о мире по-своему странны. Мир не должен выглядеть так.
— Откуда тебе знать, как он должен выглядеть?
Кельсер достал из жилетного кармана сложенный листок бумаги и, осторожно развернув его, протянул Вин.
Она как можно бережнее приняла листок: бумага была настолько ветхой, что грозила вот-вот рассыпаться. На листке ничего не было написано, Вин увидела лишь старый, поблекший рисунок. Рисунок изображал какое-то непонятное растение, каких Вин никогда не видела. Оно казалось невероятно хрупким. У него не было толстого стебля, а листья выглядели уж очень изящными. Верхние листья по форме и цвету отличались от остальных.
— Это называется «цветок», — пояснил Кельсер. — Когда-то, до восшествия на престол лорда-правителя, люди выращивали их. В старых стихах и легендах можно найти их описания, но они известны только хранителям и мудрецам мятежников. Судя по всему, эти прекрасные растения вдобавок чудесно пахли.
— Простые растения пахли? — удивилась Вин. — Как фрукты?
— Думаю, да. А некоторые письменные источники утверждают даже, что такие вот цветы превращались во фрукты.
Вин некоторое время молчала, хмурясь и пытаясь вообразить все это.