Пепел и Тьма
Шрифт:
Я ждал снаружи, кутаясь в куртку и чувствуя, как лихорадка набирает обороты. Состояние становилось все хуже и хуже. С одной стороны, внутри меня буквально колошматило от холода, пронизывающего каждую частичку тела, с другой — постоянно кидало в жар. Будто в мое тело засунули огромную ледышку, а снаружи постоянно обдают кипятком.
Лора вышла быстро. Ее не было минут пять. Она сразу протянула мне маленький темный пузырек.
— Держи. Микстура. Сказали, поможет от жара и ломоты. Черт… Все деньги пришлось отдать…Аптекарь
Взял лекарство и тут же, без раздумий, опрокинул его в себя. В итоге, из глаз брызнули слёзы, а сам я зашёлся кашлем. Жидкость оказалась горькой и обжигающей, словно мне в голову пришла безумная идея пожевать стурочок жгучего перца.
— Идем домой. Ты очень плохо выглядишь. Хватит шататься. — Лора потянула меня за руку в сторону доков.
Остаток пути прошел как в тумане. Меня то знобило, то снова бросало в жар. Сознание путалось. Честно говоря, финальный этап нашего пути я вообще помню с трудом, он словно провалился в туман.
Я шел, спотыкаясь, иногда опирался на Лору, которая молча поддерживала меня. Уже на подходе к докам, ей буквально пришлось тащить мою тушу на себе.
Если бы я отправился к врачу один, уверен, обратно в цех вряд ли вернулся бы. Скорее всего, меня нашли бы под какой-нибудь вентиляционной тубой, валяющегося без сознания. Ну или вообще не нашли бы. В Нижнем городе бывает и такое.
Успокаивала только одна мысль. Палач сказал, это скоро закончится. Пару дней — и все. Я держался за его слова, как за спасательный круг. Наверное, только они давали мне силы упорно плестись рядом с Лорой, а не плюнуть на все и не рухнуть прямо в грязь посреди улицы.
Мы вернулись в цех, когда солнце уже высоко поднялось над пепельной завесой. Правда света или тепла от этого больше не стало.
Внутри нашего «дома» пахло костром и чем-то неуловимо родным. Хотя, возможно, это опять мое сознание изводила лихорадка? Откуда взяться-то родному? Я вообще не знаю, что можно отнести в подобную категорию. Нет же ни черта.
Гризли, заметив меня, практически висевшего на Лоре, сразу вскочил со своего места и широким шагом пошел нам навстречу.
— Ну что? — спросил он, рассматривая мою физиономию с беспокойством.
— Врача не было. Там объявление оставили на двери, что сегодня не приёмный день. — соврала Лора. — Я купила ему микстуру, думала, может, полегчает. Но такое чувство, будто Мальку становится все хуже, и хуже.
Гризли нахмурился, окинул меня взглядом с ног до головы, поморщился и удрученно покачал головой.
— Ладно. Погано, конечно. А что слышно в городе? Что говорят?
— Ничего особенного, — ответил я, с трудом ворочая языком. Голос был хриплым. — Тихо. Город как город. Вообще нет никакого движения. Вообще. Никакого.
В последние слова я вложил жирный такой намек, который предназначался только вожаку. Смысл был в том, чтоб он понял, убийство в ангаре Волконских совершенно
Гризли около минуты смотрел мне в глаза. Мы словно разговаривали с ним молча.
«Ты уверен?»– спрашивал его взгляд.
'Абсолютно." — отвечал мой.
— Странно…– Протянул Гризли, и я, был с ним полностью согласен. Действительно странно. — Ладно…Иди, Малек. Ложись. Тебе надо очухаться. Лора, займись им.
Я докандылял до своей лежанки и рухнул на нее, чувствуя, как земля кружится под моими ногами. Буквально. Предварительно, правда, успел расстегнуть куртку и вытащить из внутреннего кармана Болтуна, иначе вполне мог раздавить его весом своего тела.
Горностай, в отличие от всех остальных, совершенно не выглядел взволнованным или обеспокоенным здоровьем своего нового хозяина. Он просто сел рядом, практически возле моего лица, едва я только улегся, ткнулся несколько раз носом в мою щеку, потом покрутился на месте и тоже плюхнулся в тряпки, служившие нам постелью.
Едва я прикрыл глаза, сознание тут же начало ускользать, проваливаясь в рваное состояние бреда. Перед глазами проносились какие-то смазанные картины, всплывали куски воспоминаний.
Сон про некроманта Леонида, слова мертвеца, голос Палача, сирена, кровь — все смешалось в одну ужасную, бессвязную картину. И пепел. Чертов пепел сыпался уже не на улице, а в моем воспаленном сознании. Кружил, кружил, кружил…Словно свежий, только что выпавший снег… Хотя я ведь никогда не видел снега. Откуда мне знать, как он выглядит? Только в книжках встречались картинки. В основном, в старых сказках.
Я то проваливался в забытье, то ненадолго приходил в себя.
Сквозь марево лихорадки проступали обрывки и других картин. Чужие воспоминания. Нечеткие, как старые фотографии.
Я — маленький. Улица. Грязь. Мимо проносится карета, запряженная сытыми, лоснящимися от хорошей жизни, лошадьми. Это кто-то из высокородных едет по своим важным делам. Кучер с высоты смотрит на меня с презрением.
Я иду по улице. Мы сегодня с родителями приехали в город на ярмарку. Нам с сестрой купили щенка… маленького, тощего щенка… он бежит за мной, визжит радостно. И вдруг… Карету заносит.
Колесо. Жалобный собачий визг. Кровь на мостовой. Мои слезы. Ярость… и что-то еще. Внутри, в самом сердце. Карета, даже не остановившись, исчезает за углом.
Я подхожу к щенку, вернее к тому, что от него осталось. Сажусь рядом, прикрывая собой от посторонних глаз. Никто не видит, что я делаю. Так надо. Мне всего пять лет, но я знаю, мой дар под запретом. А потом шепчу слова. Чужие слова. Древние.
— А’рах’ан с’ерр’а д’аррин…