Пепел Нетесаного трона. На руинах империи
Шрифт:
– Чего я не знаю? – спросила она, не сводя с него глаз.
Киль перестал жевать.
– Полагаю, список выйдет длинным, – шевельнул он бровью.
Хорошая шутка, но иронией от него не пахло. А пахло гребаным камнем.
– Вы лич? – не отступилась она.
Такой вопрос почти любого заставил бы встрепенуться. Кеттрал с личами сотрудничали, но все прочие аннурцы их сжигали, вешали или топили. Килю следовало бы обидеться, возмутиться. А он выразил разве что умеренный интерес.
–
Гвенна замялась. Ответив честно, она выдала бы собственный секрет. Только кеттрал знали о Пробе, сларнах с их яйцами и даром обостренной восприимчивости.
– Я неплохо разбираюсь в людях. Какой у вас колодец?
– Я не лич, – покачал головой историк.
– И не простой историк.
– Простых не бывает.
На это трудно было найти ответ. Сама Гвенна простой солдат. Вернее, была простым солдатом до разжалования.
– Ради чего вас послали со мной?
– Как объяснила вам император, ради моих знаний о Менкидоке. И не только.
– Все ваши знания о Менкидоке – из кипы книг тысячелетней давности.
– Некоторая их часть – да.
– Вы работали с картами и записями кшештрим, которые вымерли уже… сколько?
– Приближенно – десять тысяч лет назад.
– Вот-вот. Десять тысяч лет назад. Планируй я вторжение в Эридрою по кшештримским картам, меня ждал бы нехилый сюрприз – целая империя невесть откуда взялась.
– Береговая линия не исчезла вместе с кшештрим, хотя могла несколько измениться. И новые горы за последние десять тысяч лет из земли не выросли.
– Вы здесь не чтобы показать мне побережье и горы. На то есть карты.
– Не все в Менкидоке отмечено на картах.
Сказано было достаточно сдержанно. Он выбрал на блюде фигу и стал задумчиво жевать. Не с таким видом обсуждают затерянный континент. С таким видом вообще ничего не обсуждают. Штука в том, что Гвенна его наружности не доверяла.
– Вы там бывали, – сказала она, помолчав.
Другого объяснения быть не могло.
– Очень давно, – подтвердил историк.
Гвенна кивнула на его кривой нос, переломанную челюсть, пальцы.
– Это все оттуда?
– Повреждения? – Ученый взглянул на свои ладони. – Нет, большая часть получена значительно позднее.
– Что вы там делали?
– Изучал.
– Что изучали?
– Историю.
Она нахмурилась:
– Я считала, историки интересуются людьми. Что им делать там, где людей нет?
– В тех краях не всегда было так пустынно.
– Всю историю Аннура континент необитаем – на всем протяжении письменной истории человечества.
– Люди, – заметил Киль, – не так давно научились писать.
Он вернулся к куропатке, а слова так и остались висеть между ними. Гвенна следила, как он ножом
Она отвернулась к маленькому окошку. Дорога на запад, широкая и прямая, как копье, пронизывала холмы и деревни, уходя к далекому отблеску моря. Закатное солнце превратило воду в огонь, потом в кровь.
– Так что там, в Менкидоке? – спросила наконец Гвенна.
– Чудовища, – ровным голосом ответил Киль. – Болезни. Безумие.
Гвенна обратила на него пристальный взгляд:
– Император считает, что все это выдумки да байки.
– Люди не выдумывают на пустом месте, – возразил историк.
Она обдумала его слова.
– А вы говорили об этом императору? Она вам не поверила?
Киль покачал головой.
– Не говорили? – настаивала Гвенна, в которой удивление схватилось с растерянностью.
– Не говорил.
– Вы понимаете, что это измена?
– Измена? – Он задумчиво налил в чашку чаю, сдобрил медом, размешал. – Мне представляется более серьезной изменой лишить империю оружия, в котором она чрезвычайно нуждается.
– Птиц.
– Птиц, – подтвердил он, склонив голову.
– Осознание опасности повышает шансы на успех операции, а не подрывает их.
– Потому я вам и рассказываю. И расскажу начальнику экспедиции после выхода в море.
– Мне и начальнику, но не императору… – покачала головой Гвенна. – Почему?
Историк сделал крошечный глоток чая, насладился вкусом и отставил чашку.
– Адер уй-Малкениан – способная правительница, но она осторожна. Она и так рискует, отсылая один из самых ценных кораблей, одного из лучших адмиралов, одну из последних кеттрал…
– Я не кеттрал.
– Все равно, – понимающе кивнул он. – Она многим рискует на основании сведений, которые, как вы заметили, вполне могли устареть на десять тысяч лет. Сознавай она, как опасен тот материк, полагаю, никогда не решилась бы на экспедицию.
У Гвенны от этого разговора голова пошла кругом. Такое признание могло стоить историку головы, а он выкладывал все так беспечно, за чаем, под фиги и куропатку. Скрыть от императора правду о Менкидоке – даже если это правда, если он не сошел с ума, как старинные первопроходцы, – уже достаточно плохо, но Киль на этом не остановился. Он, изломанный, остроглазый, лишенный запаха человек, кажется, имел тут свой интерес, ради которого готов был рискнуть милостью императора и собственной жизнью.