Пепел сгоревшей любви
Шрифт:
Но вчера я услышал рассказ Пини о ее визите. Это давало какую-то надежду, правда, после того, как я обнаружил ее объявление, мои шансы уменьшились. Но совсем-то они не исчезли?
И еще мне ужасно захотелось услышать ее голос. Теперь у меня для этого есть предлог: я искал сиделку!
Чисто деловой звонок. Ищу сиделку.
Я набрал номер, и…
Когда я назвал адрес, она поняла, кто звонит.
— Ты? Уже приехал?
Как будто не было долгих недель одиночества, отчаяния, безысходности. Как будто мы снова договаривались о
Вот именно, что как будто.
«Нет, — сказал я. — Не надо обманывать себя. Она ищет работу. Ты — сиделку. Ничего больше. Просто так совпало».
— Я не приехал. Меня привезли.
— Почему привезли? Что случилось?
— Меня ранили.
Света помолчала. Она должна была выразить сочувствие. Ну, так принято, сами знаете. Все-таки совсем не чужим я был для нее — когда-то. А теперь вообще являлся потенциальным работодателем.
Поэтому она искала какие-то слова.
— Да, конечно, Саша… э, неприятно. И сильно ранили?
— Не очень. Терпеть можно, — заверил я.
— Так тебе нужна сиделка?
— Да.
— Сколько будешь платить?
— Деловой подход, — насмешливо произнес я. — Договоримся. Ну, скажем, десятку в день. Или пятнадцать.
— Долларов?
— Нет, монгольских тугриков! Ну, конечно, баксов!
— А… — она поколебалась, потом выпалила: — А ты можешь выплатить авансом? Скажем — за три месяца вперед? Или даже за шесть?
— Ого! А если я помру через неделю? Или, наоборот, встану на ноги, и сиделка мне больше не понадобится? А?
Света долго молчала. Потом нерешительно кашлянула.
— Саша, мне очень нужны деньги. Очень.
— Это я уже понял по объявлению. Тебя что, сократили?
— Нет, у нас все сейчас в отпусках. Неоплачиваемых. Так что деньги…
— Ну, деньги, они всем нужны. И чем, кто в оплачиваемых отпусках, и тем, кто в неоплачиваемых. И остальным тоже.
— У тебя же, наверное, после Ирака…
— О да, у меня после Ирака масса чего есть. Это ты точно подметила.
Я почувствовал, как меня охватывает раздражение. После Ирака у меня вместо ног два пожарных шланга, которые подгибаются, едва я касаюсь ими пола и пробую хотя бы постоять. После Ирака у меня между этих шлангов висит какой-то вялый лоскуток, который, как у ребенка, годится лишь на то, чтобы пописать. После Ирака…
— А Витек? — зло бросил я. Просто не сдержался — вы уже поняли, почему. — Что ж ты не возьмешь у Витька?
— У Виктора? Он… у него нет. Он инженер, купил недавно машину…
— Что ты говоришь! Машину! Какое счастье! Теперь, небось, катаетесь вместе?
— Саша, мне не до шуток! Мне нужны деньги.
— Много?
— Три тысячи сто восемьдесят пять долларов.
— Ни больше, ни меньше? Как это ты точно подсчитала! Тоже хочешь покупать машину? Будете гонять с ним наперегонки? — меня уже понесло. — Ралли «Париж-Дакар»?
И тут она заплакала. Я никогда не мог видеть, как плачут женщины. Слышать, оказывается, тоже. А это была женщина,
— Прости, Света. Приезжай, потолкуем. Адрес не забыла?
— Нет. Когда?
— А сейчас и приезжай, — проговорил я, чувствуя, как взволнованно начинает биться мое сердце.
Давным-давно, когда она тоже любила меня, я приглашал ее к себе, зная, что впереди нас ждет бессонная, полная страсти ночь. С влажными от пота мятыми простынями, сброшенными на пол подушками, торопливым жарким дыханием, сбивчивым шепотом. Мне было сорок пять с небольшим. Казалось, все уже познано, пройдено, прочитано, испытано, и я считал, что в жизни больше ничего не будет. Но появилась Света. И я помолодел — на целых двадцать лет. Или на двадцать пять — кто вычислит? А потом появился Витек. И моя помолодевшая было душа ссутулилась — даже больше, чем тело.
Я нажал кнопку, отключая мобильник.
— С кем это ты? — поинтересовалась появившаяся на пороге Валентина.
Она была в голубом халате, волосы распущены, на пухлой щеке — след от подушки. Эту женщину я тоже когда-то любил. Но — в другой жизни.
— Первая кандидатка, — ответил я, положив телефон на столик. — Скоро приедет.
— Матери-то звонить будешь? — поинтересовалась бывшая супруга.
Я чуть было не сказал: «Конечно», но вовремя спохватился — вдруг мать начнет просить меня заехать к ней? А то, глядишь, попытается приехать сама? И что она увидит?!
— Не сейчас, — уклончиво ответил я. — И вообще, если что, запомни: для нее я еще не вернулся. Сама понимаешь, в таком виде…
Она кивнула.
— Можно завтракать, — заметил я.
— Ой, еще не готово! — воскликнула Валентина и отправилась на кухню.
Через минуту она загремела посудой.
Я отсчитал из пачки тридцать две сотенные, переложил их в карман пижамной куртки. Потом уставился в потолок. Тот самый. Только мысли были теперь совсем другие.
Света
Она нажала кнопку звонка.
Обитая коричневым дерматином дверь открылась, и на пороге появилась женщина примерно ее возраста в голубом халате. Вопросительно посмотрела на Светлану.
— Здравствуйте. Я… э… мне позвонили. Я давала объявление…
— Проходите, — кивнула женщина. — Сюда. Обувь не снимайте.
Света прошла в так хорошо знакомую ей комнату. На кровати, той самой, где они часто занимались любовью, лежал Саша Лемешонок. Он был худ, бледен до какой-то странного оттенка зеленоватости, зарос седой щетиной, костлявые руки, похожие на птичьи лапы, были сложены на груди, как у покойника. Кисть левой была изуродована и покрыта белыми кривыми шрамами. Света лишь надеялась, что выражение ее лица ничем не выдало потрясения, которое она испытала.