Пепел
Шрифт:
– В Литве твои земли! Трепещи, лжец! Все знают, что ты разжился, паясничая на Братской улице.
– Ха-ха-ха! – гоготала толпа. – Вот так отчехвостил! Этого пятна даже сам Царей не выведет.
В комнате больше уже не вели общий разговор, да и вообще не разговаривали. Налитые кровью глаза ничего не видели. Одни собутыльники обнимались с чрезмерным жаром, другие исподлобья посматривали друг на друга.
В открытые окна тянуло пронизывающим осенним холодом. Ротмистр перекричал всех.
– Что вы думаете сидеть тут до утра? В театр!
– Верно, – поддержали его, – в театр! Спектакль уже начался. Эй, живей. Собирайтесь! Кончайте!
Как по щучьему веленью, хозяин появился в дверях. Он низко склонил напудренную голову, назвал какую-то сумму, и присутствующие
– Идем в театр.
– В театр? Это какой же? Богуславского? [290]
– Что ты болтаешь?
– А ведь его все хвалят, кто бывал…
– У вас в деревне хвалят?
– Ну да…
– Так знай же, что это балаган, о котором даже говорить неприлично. Это хорошо для кучеров, лакеев, мещанишек и всякой городской черни. Никогда не говори никому, что хочешь туда пойти, а то себя окончательно скомпрометируешь. Ну и меня при сей оказии… Мы идем в th'e^atre de soci'et'e, [291] в Радзивилловский дворец…
290
Богуславский Войцех(1757–1829) – выдающийся деятель конца XVIII – начала XIX века, «отец польского театра». Актер, режиссер, автор и переводчик многих пьес. Руководил национальным польским театром, на сцене которого ставились первые польские музыкально-сценические произведения.
291
Любительский театр (франц.).
– Ну и прекрасно! Я ведь ничего не знаю…
– Надо знать, коль скоро находишься между людьми, принадлежащими к обществу… И туда, правда, ходит банда Солтыка и Сапеги, чтобы показать, нам назло, свое полякоманство, но главный контингент зрителей – это чернь. Понял?
– Еще бы!
Они плелись по мостовой, сворачивали вслед за другими из переулка в переулок, то и дело попадая в ямы и лужи. Передние пели какую-то залихватскую песню. Рафал, у которого уже в клубе мутилось в голове, на воздухе совсем потерял способность владеть руками и ногами. Если бы не Яржимский, он шлепнулся бы в первую попавшуюся лужу. Долго юноша не мог дать себе отчета, где он. Только когда его повели по лестнице, ведущей в зрительный зал, он пришел немного в себя.
Вся ватага столпилась у закрытых дверей, пытаясь войти, хотя уже первая, небольшая комедия Дора под заглавием «La feinte par amour» [292] уже подходила к концу. Когда Рафал вслед за другими ввалился в зал, он увидел, что там публики битком набито. Очутившись в партере, рядом с ложами, где сидели дамы, компания притихла и угомонилась. Появление ее привлекло общее внимание. Все увидели выражение лиц собутыльников, и шепот пробежал по всем ложам. Ротмистр заметил это и прошептал басом:
292
В полном составе (лат.). «La feinte par amour»(«Притворство из-за любви»; 1773) – комедия французского драматург Дора Клода-Жозефа (1734–1780).
– Насквозь нас видят. Мы смешны.
– Уйдем, как только кончится пьеса.
– Уйдем!
– Душно…
– Анизетка, – прошептал ротмистр, – у меня идея: идемте in corpore в балаган Богуславского. Там
– Прекрасная идея!
– Идем!
– Вперед!
Как только упал занавес, вся компания тихонько вышла из зала. Большую часть собутыльников ждали перед театром экипажи, кабриолеты и лакеи с факелами, и все с шумом и песнями тронулись на площадь Красинских. Яржимский ехал в экипаже с Рафалом и еще кем-то, кого звали Бурштынком. Этот собутыльник все время что-то болтал, захлебываясь от смеха.
– Что же они будут там представлять? Яржимский, ты наверно знаешь?
– Скорее всего какого-нибудь «Сида» [293] или «Гамлета». Кто их там знает? Может, какую-нибудь немецкую сентиментальную оперу, какую-нибудь «Волшебную флейту». [294]
– Ах, как хороши декорации художника Смуглевича [295] и вой этих оборванцев на языке их предков… Что же мы будем там делать?
– Посмотрим. Есть буфет.
293
«Сид»– произведение французского драматурга Пьера Корнеля (написано в 1636 г.).
294
«Волшебная флейта»– опера Вольфганга-Амедея Моцарта (написана в 1791 г.).
295
Смуглевич Антоний – художник (брат знаменитого художника Франтишека Смуглевича). В 1793–1804 годах работал преимущественно в Национальном театре в Варшаве.
– Ну буфет… У меня нет ни малейшей охоты пить их лакейское пиво. Прошу прощения, может, там продают полпивцо?…
– Я тебя вышвырну из экипажа!
– Я давно подозреваю, что ты охвачен вулканическим пламенем патриотизма d'antichambre [296] и потому везешь меня туда, пользуясь моей минутной слабостью.
– Повторяю, если тебе не терпится, я могу вышвырнуть тебя сейчас.
– Нет, уж извини! Не имеешь права, поскольку в перспективе у нас буфет.
296
Лакейского (франц.).
Вскоре все очутились в темном, тускло освещенном сальными свечами вестибюле театра. С шумом и гамом они велели привести актера, продававшего билеты, который уже закрыл кассу, и, громко разговаривая, вошли в зал. Там тоже было полно, но публика была совсем иная. Играли трагедию Расина «Британник». [297] Мрачные рифмованные стихи звучали со слабо освещенной свечами сцены.
– Это ужасно трогательно, господа, не правда ли? – обращаясь к товарищам, громко проговорил ротмистр, как только они вошли в зал и бросили взгляд на сцену.
297
«Британник»– трагедия Жан-Батиста Расина (1639–1699), написана в 1669 году.
– Мы тронуты до глубины желудков…
– У меня печенка сорвалась с места и блуждает без призору.
– Растолкайте, будьте добры, этих землячков с Подвалья и Кривого Кола! – кричал Анизетка. – Не за тем я пришел в эту дыру и купил билет, чтобы это хамье наступало мне на мои нежные мозоли.
– Потребуй немедленного удовлетворения от этой сухопарой актрисы, которая окончательно поглупела, увидев твою страдальческую физиономию.
– Господи, спаси и помилуй! Я вижу моего лакея. Великие чувства волнуют его грудь, когда он слушает этот красивый вздор… Но, невзирая на столь высокое зрелище, он по-прежнему крадет у меня табак.