Пепел
Шрифт:
– Оно исключено. Если еще бегуны не добежали, то ждут этот грузовик с комиссаром, расслаблены и самодовольны, а если уже знают, что грузовик захвачен, то заняты не организацией обороны – нашей наглой атаки они наверняка не ждут, а сборами на поиски, суетней, возней и организацией транспорта. Ну, а если все-таки напарываемся, Хлопов работает пулеметом, ты – винтовкой, я гоню грузовик к штабс-капитану, и мы, отстреливаясь, гоним к станции, захватить какой-нибудь паровоз. Паровоз переорешь?
– Запросто! Прорепетировать, продемонстрировать?
Теперь
– Ну а теперь быстро делим патроны и гранаты и – вперед!
– Вашевысокблагородь, а достань-ка ты свою Могилёвскую, поклонимся ей перед делом таким.
– Могилёвскую? – Глаза сестры Александры вопросительно и даже растерянно глядели на Хлопова.
– Ага, – подтвердил тот. – Самой Государыни образок. Вот теперь у командира нашего.
– Ой, господа, да ну как же так?! – Сестра Александра перекрестилась. – Да ну… Ой, ну, вынимайте же скорее!
Она приложилась первая и долго не могла оторваться.
– А что это? Она, будто, запорошена чем…
– А это дым и пепел от писем из камина, – пояснил Хлопов. – Стирать не велела. Однажды видел и слышал, а этот образок на Ней был, поверх платья, приложилась Она к нему, как раз Государя из Могилева ждали, и запела: «Радуйся, Радосте наша…»
– Покры-ый нас от всякого зла-а, – продолжила сестра Александра, и вслед за ней подтянули остальные, – Честны-ым Твоим омофо-о-ром…
– Господа, а что, если плюнуть на бандитов и принять другое решение?
Избыток пытливости в горящих глазах барона Штакельберга был обращен на всех разом. И все разом недоуменно уставились на барона, а полковник спросил:
– И какое же?
– А такое: на основе твоей рекогносцировки мы штурмуем не Богдановический, а Александровский дворец, на который мы только что смотрели в твой дубинокль. И освобождаем Государя и Его Семью. И на том захваченном паровозе, который я переору, увозим их… Судя по письмам тетушки моей, там охрана только хамить умеет, и разбежится уже от моего клича, пулеметы не понадобятся! Уверен в успехе… И Могилёвская с нами. Он же – знамя!.. Это обязан кто-то сделать, господа. И кто, кроме нас, верных? Простите, к ним себя до сих пор причисляю.
Несколько секунд полковник озадаченно смотрел в землю, а когда поднял голову, лицо его улыбалось, и он сказал, обращаясь ко всем:
– Гм! А что?! Я – за!
– А я – против, – тихо сказала сестра Александра, глядя на Штакельберга, и отчего-то от ее взгляда приутихла огненность в его пытливых глазах. – На трон Он не вернется, Это Он мне Сам сказал… И везти нам Его на паровозе, который вы переорете, и который мы захватим, некуда, Он не поедет ни в какую Англию…
– Заставим вернуться на трон… Ну, на колени встанем!.. – пытливые глаза вновь обрели огненность.
– Нет! Заставить Его ничего нельзя. А на колени?.. Хоть всем миром встанем – не вернется!..
– Я тоже против, – подал тут тихий свой голос Иван Хлопов. –
– Так что ж, на заклание Их отдавать?! – взревел Штакельберг, Слава Богу, не совсем своим боевым кличем. – Ведь здесь мы пока, мы!! И сила в нас, и Могилёвская с нами!.. И других не будет!..
– А, значит, и не надо, – вновь не тихо отрубил Иван Хлопов. – А на заклание мы Их уже отдали!.. И не нам теперь!.. И вообще некому Их из заклания выручать! Не нуждаются Они в этом!.. И не хотят!..
– Господа, – негромко встрял штабс-капитан, – у нас, у штабных крыс, примета есть: не менять первоначальный план, тем более, если он утвержден, – и он вопросительно глянул на полковника, тот гмыкнул и пожал плечами. – Перемена утвержденного плана согласно штабнокрысиной примете, есть провал операции. Едемте, господа, не пускать бандитов а Белокаменную, А?
– Едем! – выдохнул барон Штакельберг, и его избыточная пытливость обратилась внутрь себя.
– Сашенька, – расплылся вдруг в улыбке рядовой Хлопов. – А как насчет протирки оптики нежного Цейсса, который в протирке не нуждается? На посошок, так сказать… А запьем святой водичкой сегодняшнего дня, да простит нас Царица Небесная…
Вскинулась сестра Александра, подавив ответную улыбку:
– А ваши раны я чем буду протирать, если вас ранят?
– Ну-у, Сашенька, – опять встрял штабс-капитан, – согласно гениальной рекогносцировки Его Высокоблагородия никаких ран у нас быть не должно. Если что и будет, то наповал, в протирке не нуждающееся. Ну а если будут раны, да от одного твоего присутствия мы их не заметим! О!..
– О! – было воскликнуто по поводу того, что сестра Александра уже разливала…
– А с этими что делать? – спросил барон Штакельберг, оглядывая трупы.
– Ну, я их точно погребать не буду, – ответил Иван Хлопов.
– Предоставим мертвым хоронить своих мертвецов, – сказала сестра Александра.
Глава 19
Из метели возникли два матроса с надписью «Гангут» на бескозырках и красными повязками на рукавах. Они поднимали руки, тормозя грузовик.
– Давим, едем или остановим, полюбопытствуем? – спросил Штакельберг.
– Полюбопытствуем. Но и только! – при произнесении последней фразы полковник очень строго зыркнул на барона.
– По обстоятельствам, Ваше Высокоблагородие, – последовал ответ.
Обстоятельства не позволили ограничиться «и только».
– Вы кто? Где Берш? – обалдело спросил матрос, увидев открывшего дверцу Штакельберга.
Но вся его обалделость, целиком направленная на погоны с вензелями, не успела выразиться в другие вопросы. У второго тоже. Оба, притиснутые к кабине (обоих за грудки) Штакельбергом, молча и умоляюще глядели в избыточную пытливость, ожидая своей участи.