Пепельное небо
Шрифт:
Гул возвращается, и Эль Капитан приседает так низко, как только может, а затем ложится в зарослях кустарника. Его брат мягко стонет за его спиной. Иногда Хельмут стонет без причины.
— Замолчи, Хельмут, — говорит он мягко. — Все в порядке, замолчи.
И тут он видит их. Странные создания — полулюди, полунелюди — двигаются между деревьев.
ПАРТРИДЖ
ПЕНИЕ
Брэдвел идет вперед широкими быстрыми шагами. Следом движется Прессия, за ней — Партридж. Брэдвел ни разу не оглядывается назад, на Чистого,
Он также знает, что Брэдвел его ненавидит и негодует по поводу привилегий, которыми пользовался Партридж под Куполом. Трудно его за это винить. Партриджу остается надеяться, что Брэдвел все-таки не испытывает к нему такой ненависти, чтобы отдать его на растерзание группи, как сам говорил. Это даже могло бы быть забавно, если бы не было настолько возможно.
Брэдвел останавливается, чтобы осмотреть переулок, все ли чисто.
Ветер дует еще сильнее. От холода Партридж кутается в пальто.
— Это то, что ощущаешь зимой, ведь так? — спрашивает он Прессию.
— Нет, — отвечает она, — зимой холодно.
— Но сейчас же холодно! — восклицает Партридж.
— Это не зимний холод.
— Хотел бы я увидеть эти земли в снегу, — произносит Партридж.
— Снег темнеет сразу же, как только касается земли, он пачкается о пепел.
Брэдвел делает несколько шагов назад.
— Они слишком близко, — говорит он.
Партридж не понимает, о ком он.
— Нам придется уйти в подземье.
— Куда уйти? — переспрашивает Партридж.
Ему не нравится эта идея. Даже в подвале библиотеки Академии он чувствовал себя совсем не уютно — без солнца, луны и звезд. Здесь же одним из таких ориентиров стал сам Купол — его сверкающий крест указывал прямо в небеса. Но Партридж, как и Прессия, не знает наверняка, во что он верит.
— Если он говорит, что подземье — это лучший путь, значит, и правда лучший, — говорит Прессия.
Брэдвел указывает на квадратный лаз в земле. Металлической решетки давно нет — видимо, утащили. Брэдвел первым просовывает туда ноги и скрывается из виду. Прессия прыгает за ним. Ее сабо громко стучат по цементу. Партридж спускается последним. Внизу темно, сыро и так много луж, что можно даже не пытаться их обойти. Каждые несколько минут Партридж слышит звуки, как будто издаваемые животными, их тени скачут мимо него, звери скрипят и чирикают.
— Серьезно, — спрашивает Партридж. — Почему мы здесь?
— Ты слышал пение, не так ли? — отвечает ему вопросом Брэдвел.
— Да, — говорит Партридж, он и сейчас продолжает его слышать. — А что не так с этой свадьбой?
Брэдвел резко останавливается,
— Свадьбой?
Партридж смотрит на Прессию:
— Ты сказала…
Прессия отвечает Брэдвелу:
— Я сказала ему, что, наверное, это свадебные песнопения.
— Зачем тебе нужно было так лгать? — Брэдвел смотрит на нее, совершенно сбитый с толку.
— Я не знаю. Может быть, я сама хотела, чтобы так было. Наверное, я все-таки любительница прошлого.
Затем Прессия говорит Партриджу:
— Это не свадьба. Это своего рода спорт, по крайней мере, так считает УСР.
— О, — отвечает Партридж. — Тогда это не так уж плохо. Мы тоже занимались спортом под Куполом. Я был полузащитником в игре, похожей на футбол.
— Это кровавый спорт под названием Веселье, используемый УСР, чтобы избавить общество от слабых. И единственный вид спорта у нас, если это вообще можно назвать спортом, — заканчивает Брэдвел и снова начинает быстро шагать вперед. — Они получают очки за убитых людей.
— Лучше держаться подальше от них, — говорит Прессия Партриджу. А затем, сама не зная зачем — может быть, для эффекта — добавляет: — Ты бы стоил десять очков.
— Всего лишь десять? — удивляется Партридж.
— Вообще-то, — бурчит Брэдвел, обернувшись, — десять — это комплимент.
— В таком случае, спасибо. Большое спасибо, — отвечает Партридж.
— Хотя, кто знает, что бы они сделали, если бы узнали, что ты Чистый, — замечает Прессия.
Дальше они идут в тишине. Партридж думает о том, что сказал Брэдвел в хранилище. «И ты сбежал. Вот так просто. И никто под Куполом не спохватился? Никто не ищет тебя?» На самом деле они ищут его. И будут допрашивать всех мальчиков из Академии, которые с ним общались, — а, может быть, и учителей. Всех, кому он мог признаться. И Лиду. О ней думать больнее всего.
Вокруг очень сыро. Хлюпают лужи. Воздух затхлый. Партридж не жалуется, но он удивлен, как сильно это лишает его сил и какую радость он чувствует, когда Брэдвел останавливается и говорит:
— Ломбард-стрит. Должна быть прямо над нами. Вы готовы?
— Конечно, — отвечает Партридж.
— Подожди, — говорит Прессия. — Не ожидай слишком многого.
Неужели он выглядит таким наивным?
— Со мной все будет в порядке.
— Просто не надейся слишком.
Она смотрит на него, и он не может понять, с каким именно выражением. Она его жалеет? Или немного сердится? Или хочет защитить?
— Я и не надеюсь сильно, — говорит Партридж, зная, что это ложь. Он хочет найти если не саму мать, то хоть что-то, что потом могло бы привести к ней. В противном случае ему просто будет некуда дальше идти. Придется смириться с тем, что он исчез без какой бы то ни было причины и без возможности вернуться назад. Брэдвел предложил ему вернуться в Купол, к папочке. Но ведь это невозможно. Сможет ли он вернуться на лекции по мировой истории к Глассингсу? Сможет ли он встречаться с Лидой, наблюдая за лазером Эрвина на траве? Зная, что его запрут и будут улучшать, превратив в подушку для булавок. Зная, что его прослушивают. Что могут вживить «тикалку» в голову.