Пепельные цветы
Шрифт:
Гленда кивнула. Встала и отошла к окну.
– О, боже!
– воскликнула она, присматриваясь, прижимаясь лицом к стеклу.
– Что это?!
– Что?
– замер на месте Липси, который всё прохаживался по гостиной, совершенно, кажется, не слушая их разговора.
– Что там?
– тревожно напряглась Беатрис.
– Красота какая!
– Гленда махнула рукой, подзывая.
– Да это же... Да это же северное сияние!
– вскричал Липси, быстро подойдя к окну.
– Ну да... Настоящее северное сияние...
Беатрис вскочила с дивана,
– Северное сияние?
– пробормотала она, тоже устремляясь к окну.
– Откуда ему взяться?
Ллойд поднялся, пошёл следом.
К небольшому окну было уже не пробиться, потому что возле него столпились Беатрис, Липси и Гленда. Но через плечо Беатрис (которое он, улучив момент, чмокнул) ему было видно край полыхающего на чёрном небе тусклого зеленоватого пламени. Оно металось, вихрилось, дрожало, то разливаясь по всему горизонту, то сжимаясь в узкие острые лезвия. Оно то степенно проплывало из конца в конец неторопливой медузой, то вдруг превращалось в стремительную птицу, раскинувшую крылья на несколько миль.
– Красота какая!
– восторженно прошептала Гленда.
– Это страшная красота, - покачала головой Беатрис.
– Чего же тут страшного, милая?
– Ллойд улыбнулся, успокоительно погладил её по плечу, быстро чмокнул в завиток волос над стройной шейкой.
Он вдруг почувствовал... Он впервые ощущал это осознанно, не абстрактно, не вообще, а конкретно — по отношению вот к этой женщине, едва уловимый аромат духов которой остался на его губах и сладко тревожил ноздри. Да, да, он почувствовал желание. Ему вдруг захотелось обладать ею — стискивать в объятиях, слышать её смиренный и такой зовущий шёпот, увидеть её отстранённый покорный взгляд, подавлять её, причинить ей страдание, может быть, даже, - боль.
Беатрис, вероятно, почувствовала что-то — обернулась.
– Что, милый?
– спросила, заметив, наверное, что-то в его глазах.
– Может быть...
– он не знал, как сказать это. Он никогда не говорил такого женщине.
– Может быть, мы... уйдём отсюда?.. Я...
А она вдруг понимающе и немного смущённо улыбнулась и, наклонившись к его уху, прошептала:
– Ты хочешь любить меня?
– А?..
– он растерялся.
– Конечно хочу. Я и люблю тебя. Разве нет?
– Т-ш-ш, - её дыхание защекотало в ухе.
– Не так громко, любимый.
Но Липси и Гленда ничего не замечали — они не отрываясь смотрели в окно, за которым бушевало сияние.
Беатрис быстро поцеловала его в скулу под ухом, потянула за руку.
Лицо её было взволновано и... азартно, да. Какое-то новое, неведомое Ллойду выражение трепетало на нём — глаза её странно горели, ноздри раздувались... Оно даже стало менее красивым, это лицо. Незнакомым. Пугающим.
И потом... Он никогда ещё не... не был с женщиной наедине, в... А Беатрис, она так серьёзна сейчас, будто...
– Какая прелесть!
– Гленда обхватила ладонями свои исхудалые щёки.
– А может быть, выйти на улицу?
– Ну, почему бы и нет, - отозвался Липси.
– Пуркуа бы не па.
– А пойдёмте пускать фейерверки, а?!
– воскликнул Ллойд.
– Я совсем забыл! У меня же есть несколько петард. Брал специально, чтобы отметить день рождения.
Беатрис остановилась, удивлённо глядя ему в лицо, отпустила его руку.
– Ой, здорово!
– захлопала в ладоши Гленда.
– Пойдёмте! Фейерверки под... под северным сиянием — это, наверное, так красиво!
– У тебя день рождения, милый?
– удивилась Беатрис.
– Не сегодня, нет, - покачал он головой.
– Через месяц. Кажется.
– Пойдёмте же скорее!
– торопила Гленда.
– Сейчас, - с готовностью кивнул Ллойд.
– Я только сбегаю к себе за петардами.
– Мы будем ждать вас на улице, Ллойд, - сказал Липси, весело беря Гленду под руку и направляясь к двери.
Беатрис отправилась за ними, бросив на Ллойда то ли удивлённый, то ли сожалеющий взгляд.
Он проводил их глазами до выхода и радостно метнулся в коридор.
– Да куда ж ты прёшь, жеребец чёртов!
– встретил его в полумраке коридора громовой голос Пирса Маклахена.
– Чуть с ног не сбил!
– Простите, сэр, - Ллойд прижался к стене, пропуская хозяина.
– Я к себе тороплюсь.
– Поспешай медленно, дурачина, - почти добродушно произнёс Маклахен, не торопясь, однако, дать Ллойду дорогу.
Кот... Да какой там кот! Котёнок. Ллойд был котёнком перед огромной массой надвигавшегося на него джипа.
– Да, господин Маклахен, да, - пролепетал он, протискиваясь по стенке мимо хозяина.
– Я запомню.
20. День двадцать первый. Пирс Маклахен
Слизни тоже необходимы — это еда для грача. Так что, называя их, всех этих, бесполезными слизнями, он, пожалуй, был не совсем прав. Слизни тоже приносят хоть какую-то пользу, хотя бы своим существованием. А вот вши... Да, они все — вши.
Чёрт, как же вы все надоели Пирсу Маклахену! Когда же вы, наконец, передохните-то? Вас уже и ядером бьют и газом травят, а вы всё живы, всё цепляетесь за подлую жизнёшку свою, ничем не оправданную, бесполезную. Вцепились в его, Пирса Маклахена, островок и сосёте, последние соки высасываете.
Вон, Меган, на что была бесполезным насекомым, а и то... Смогла осознать свою бесполезность, смириться и сдохнуть. Бросила его одного, сволочь. Жрать теперь готовить некому, потому как две эти молодые дуры к жизни, кажется, не приспособлены и от них не дождёшься.
Он вошёл в гостиную, тяжело опустился на диван. С недавних пор почти незаметная раньше одышка стала постоянной, и после каждого энергичного движения, после десятка быстрых шагов, он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.