Per aspera ad astra II B
Шрифт:
— Вы звали меня, господин?
— Нет, но заходи, — гном смял в кулаке шелковый колпак и оправил пижаму.
— Надеюсь, я не помешал, — дворецкий неторопливо зашел в комнату, неся на серебряном подносе аляповатый глиняный кувшин, от которого поднимался парок. — Смею заметить, что в настоящий момент в доме недостаточно посуды для обслуживания такого количества гостей. Учитывая вашу манеру засиживаться заполночь…
— Ладно, я понял, — Гарин осторожно взял в руки горячий стакан. В нос ударил резкий запах корицы с мятой. — Это что?
— Чтобы уснуть, —
— Я не хочу спать! — гном неожиданно для себя зевнул. — Совершенно не хочу. Тем более, у меня куча дел.
— Дела подождут, — слуга, пристроив кувшин на тумбочке, взял из рук гнома стакан со снадобьем и поднес его к губам хозяина. — Верьте, я знаю.
Дротик Злукаса все так же пылал небесным огнем, как и пять лет назад. В свое время Гарин так и не осмелился вынуть его из стола, решив, что куда безопаснее будет вырезать кусок.
— Настоящий? — миеннист опасливо протянул руку, но коснуться куска небесного огня так и не осмелился.
— Абсолютно, — гном кинул короткий взгляд в сторону верстака, накрытого холстиной — именно там лежали останки штурмана.
— Никогда не видел плоти бога так близко, — миссионер, пятясь, отошел к деревянному табурету у стены. — Особенно после создания… ереси, — культист мрачно усмехнулся. — Меня попытались упрятать за решетку как можно скорее — притом туда, где я не смогу ничего разболтать. К счастью, судьба оказалась куда более милостива, чем ее слуги.
— Может, расскажешь поподробнее?
— Почему нет? — лицо культиста исказила гримаса боли. — В конце концов, ты спас меня.
На руку Гарина упала капля воды — невыносимо холодная и совершенно невозможная. Подвал гном проектировал самолично, предусмотрев все — от пожара до наводнения, и мог выдержать даже многодневный штурм.
Следом за второй каплей упала вторая, и секундой позже в помещении хлынул настоящий ливень — промозглый, свирепый и беспощадный. Единственное, что оставалось сухим — кусок столешницы с торчащим в ней дротиком — хоть там лило сильнее всего. Дождь тихим плеском разбивался о невидимый купол над божественным артефактом.
— Что за ерунда? — Гарин, прищурив глаза, вгляделся в истекающий ливнем потолок, но не разглядел в монолитном камне ни единой трещинки, в которую могла бы просочиться вода.
— Богиня… — культист шлепнулся на колени прямо на залитый водой пол, подняв тучу брызг.
— Меня терзает скорбь, — этот голос больше походил на журчание ручья, чем на человеческую речь, но слова можно было разобрать без малейшего труда.
— Мир несовершенен, — миссионер послушно кивнул головой, не сводя глаз с фигуры, словно сотканной из дождевых струй.
— И это очень печально, — ливень припустил еще сильнее, и гном впервые подумал, как будет глупо утонуть в собственном подвале. Фигура повернулась к Гарину. — Увы, любые наши действия лишь приумножают горести, а потому мне не нравится порученное. Ты, — полупрозрачный палец ткнул гнома в грудь, мигом высосав остатки тепла, — ты, я знаю, в растерянности. Кларелла
Гнома уже била крупная дрожь, зубы выплясывали какой-то дикий танец, обилие пауз между словами дико раздражало, вода уже поднялась до пояса, и только опасение откусить самому себе язык помешало Гарину поторопить богиню.
— Твой путь лежит в Керналл, в город, где ты родился. Ныне он стал юдолью скорбей, и… — в воздухе повисло едва слышное шипение, и богиня, закашлявшись, замолчала. — Ты отыщешь Грарина-кузнеца — он перекует огонь в металл, и восстановит существо из иного мира. Мой слуга поможет тебе во всем. Прощай.
Дождь моментально стих, и Гарин, метнувшись к запертому люку, отворил его настежь. Оттуда повалили клубы пара — подвал, такое ощущение, за недолгий визит Глубокоуважаемой, успел промерзнуть насквозь.
— А, тепло… — простонал гном, чувствуя теплый ветерок на мокром лице. — Эй, ты как там?
Ответа не последовало. Гарин, изрядно встревожившись, метнулся назад. Лампы погасли, а свет дротика тонул в густом тумане, и гному пришлось пробираться наощупь.
— Эй, ты где? — вода неприятно булькала, сковывая движения.
— Божественная купель, — шепот, казалось, шел отовсюду. Впрочем, следом послышался сухой кашель — именно он и позволил гному найти миенниста.
— Купель, купель, — Гарин, поднатужившись, взвалил культиста на спину и принялся пробираться к выходу. — Только почему нельзя было нас посетить хотя бы на неделю раньше? Карету-то высушить проще…
Уланов шел по заросшей травой тропинке, твердо глядя перед собой. Ему, по большому счету, было все равно, куда идти, а эта дорога, по крайней мере, шла в тени.
За прошедшую неделю бывший десантник, а ныне Белый паладин, совершил уйму добрых дел — но ни одного, достойного упоминания. Душа воина требовала подвигов, и что-то Уланову подсказывало — они уже неподалеку.
Из-за поворота опасливо выглянула покосившаяся деревянная башенка, потемневшая от времени. На флагштоке болталась совершенно выцветшая тряпка, в которой даже опытный геральдист не мог бы опознать боевого знамени.
При ближайшем рассмотрении обнаружились и ворота, спрятанные под разросшимся плющом, крепко запертые, но уже изрядно подгнившие. Обрубив мечом пару особо прочных прядей, Уланов обнаружил, что петли калитки совершенно рассыпались, и достаточного одного пинка, чтобы пробраться внутрь.
— Мир вашему дому, — изнутри арка надежно заросла пылью и паутиной, словно здесь никто не ходил уже лет сто. — Эй, есть кто-нибудь?
В густых зарослях что-то зашуршало, но этим все и ограничилось. Уланов пристально огляделся — ему категорически не нравились пышные, раскидистые кусты с ярко-алыми цветами. Лезвие кладенца вдруг скрежетнуло по камню, и это еще больше не понравилось паладину. Приглядевшись, Уланов присвистнул — когда-то двор был вымощен булыжником — вещью, которую рыцарь никак не ожидал встретить в этой глуши.