Перебежчик
Шрифт:
– Успокойся, сын мой, успокойся, - голос священника был сухим и тихим, но в то же время успокаивал.
– Ты раскаиваешься в своих грехах, сын мой?
– Да отец, о Господи, да, - Скалли принялся рыдать. Он подался вперед, положив голову на руки, которые, в свою очередь, покоились на коленях у священника.
На лице отца Малруни не отразилось никакой реакции на ужас и раскаяние Скалли; он слегка поглаживал своими длинными пальцами голову ирландца и осматривал белую камеру с фонарем и зловещим решетчатым окном.
По лицу Скалли
– Я не заслуживаю смерти, отец, - сказал Малруни.
– Так почему же они собираются повесить тебя, сын мой?
– спросил Малруни и продолжил гладить короткие черные волосы Скалли.
– Что ты совершил, сын мой?
– спросил священник своим печальным добрым голосом, и Скалли рассказал, как Аллен Пинкертон попросил Льюиса и Скалли отправиться на юг, на розыски пропавшего агента, лучшего агента северян, и как Пинкертон убедил их, что являясь британскими подданными, они будут ограждены от всех обвинений мятежников, и тем не менее, несмотря на эти заверения, их приговорили к повешению военным трибуналом.
– Конечно же, ты не заслуживаешь смерти, сын мой, - с возмущением в голосе произнес Малруни.
– Всё, что ты совершил, было лишь попыткой помочь друзьям. Разве не так?
– его пальцы унимали страхи Скалли.
– А ты смог найти своего друга?
– ирландский акцент отца Малруни усилился во время исповеди.
– Да, отец, причиной его исчезновения оказалась болезнь. Он скверно себя чувствует, действительно скверно. У него обострился ревматизм. Он должен был жить в отеле "Баллард Хаус", но переехал, и нам понадобилось дня два, чтобы его разыскать, но бедняга теперь в отеле "Монументаль", и одна из женщин Пинкертона там за ним присматривает.
Малруни успокаивал Скалли, который ужасно коверкал слова.
– Бедняга, - сказал Малруни.
– Так говоришь, он болен?
– Едва передвигается. Ужасно болен, просто ужасно.
– Назови мне его имя, сын мой, чтобы я мог за него помолиться, - мягко вымолвил Малруни, но потом священник уловил колебание Скалли и с легкой укоризной похлопал пальцами.
– Это исповедь сын мой, а тайны исповеди уходят в могилу вместе с священником. Всё, что ты здесь скажешь, сын мой, останется в тайне между нами и всемогущим Господом. Так назови мне имя, чтобы я мог помолиться за беднягу.
– Уэбстер, отец, Тимоти Уэбстер. Он всегда был настоящим разведчиком, не то что мы. Мы с Прайсом всего лишь оказали услугу Пинкертону, поехав на его поиски! Вот Уэбстер - настоящий разведчик. Он лучший из здешних агентов!
– Я помолюсь за него, - сказал Малруни.
– А женщина, которая присматривает за беднягой, как ее зовут, сын мой?
– Хетти, отец, Хетти Лоутон.
– Я помолюсь и за нее, - ответил Малруни.
– А майор, здесь в тюрьме, как его зовут? Александер? Он сказал, что вы везли с собой письмо?
– Мы должны были всего лишь доставить письмо,
– Что же плохого, отец, в доставке письма в церковь?
– Абсолютно ничего, сын мой, абсолютно, - согласился Малруни, заверив испуганного заключенного, что это была хорошая исповедь.
Он мягко поднял голову Скалли, велев ирландцу искренне покаяться и четырежды прочитать Аве Марию, затем отпустил ему грехи на торжественной латыни, после этого пообещав добиться у властей Конфедерации помилования для Скалли..
– Но ты знаешь сын мой, как редко прислушиваются они к нам, католикам. Или к ирландцам. Эти южане такие же мерзавцы, как англичане, вот они кто. Совсем нас не любят.
– Но вы попытаетесь?
– Скалли с отчаянием заглядывал в добрые глаза священника.
– Я постараюсь, сын мой, - ответил Малруни, а потом благословил и осенил Скалли крестным знамением.
Отец Малруни медленно вернулся в управление тюрьмы, где майор Александер ожидал его вместе с худым очкастым лейтенантом.
Ни один из офицеров не проронил ни слова, пока отец Малруни снимал с себя мантию и стягивал через голову сутану, оставшись в стареньком, но отлично скроенном темном костюме.
На столе стояла чаша с водой, и старик принялся мыть руки, словно хотел избавить пальцы от длительного соприкосновения с волосами Скалли.
– Человек, который вам нужен, - человек, называвший себя отцом Малруни, заговорил с акцентом, не имеющим ничего общего с ирландским, напротив, с чисто виргинским выговором, - Тимоти Уэбстер. Вы найдете его в отеле "Монументаль". Он болен, так что не доставит вам никаких хлопот. С ним сиделка, Хетти Лоутон. Она тоже из этих подонков, так что заберите и ее.
Старик достал из кармана серебряный портсигар и извлек оттуда тонкую пахучую сигару.
Лейтенант -очкарик подался вперед и, схватив со стола свечу, поднес ее к сигаре. Старик прикурил и бросил на лейтенанта злобный взгляд.
– Вы Гиллеспи?
– Да, так точно, сэр.
– Что в сумке, Гиллеспи?
– старик кивнул в сторону кожаной сумки, висевшей на плече лейтенанта.
Гиллеспи раскрыл ее, показав латунную воронку и шестигранную бутылку из темно-синего стекла.
– Масло моего отца, - гордо заявил Гиллеспи.
Рот старика скривился.
– Наверно, вы собираетесь применять это масло на узниках?
– С душевнобольными оно чудеса творит, - обиженно ответил Гиллеспи.
– Плевать я хотел на ваших чертовых сумасшедших, - отрезал старик.
– Вы можете испытать их на других узниках, до которых никому нет дела . Но Льюиса и Прайса следует от этого избавить, - его худое аскетическое лицо исказилось гримасой отвращения, он пригладил длинные седые волосы над воротником и взглянул на Александера.