Перебиты, поломаны крылья
Шрифт:
– А что со мной делать? Нет за мной ничего такого. Та курва, за которую мне срок дали, проституткой была. Парни, что со мной в хате тогда сидели, знали ее, пользовались ею, поэтому меня за нее спрашивать не стали.
– И в зоне ее пользовали? – усмехнулся Остап.
– Как в зоне могли пользовать ее? Она здесь была, а зона далеко…
– Там про нее даже не знали, так?
– Нет.
– Тогда могли спросить.
– Так я говорю же – не было ничего, – не на шутку занервничал Кирилл.
– А ты не колотись, это тебе не
Кивком головы смотрящий показал на двухъярусные нары вдоль короткой стены, через кран с раковиной и дверной проход от «дючка».
– Есть будешь из отдельной посуды, к общему столу не подходить, к чужим вещам не прикасаться… Если узнаем, что тебя все-таки обидели, жить будешь возле параши, как тот Музыкант…
Все тем же кивком головы Остап показал на паренька, уже закончившего уборку и умостившегося в проход между картонной ширмой и торцом последней к сортиру шконки. Короткие, но вьющиеся светлые волосы, нежное, как у женщины, лицо, большие синие глаза, которыми он смотрел куда-то в пустоту.
– Вместе с ним будешь музыку слушать, – в насмешку добавил смотрящий.
– Похоронный марш Баха, – вставил свое слово лежащий на втором ярусе арестант.
Нехотя, но довольно быстро спустился на пол, присел на шконку рядом с Остапом. Илье он не понравился. Высокий, жилистый, с большими сильными руками, лицо грубое, но какое-то расплывчатое, взгляд заскорузлый и скользкий – как черствая хлебная корочка, густо смоченная в постном масле.
– Если ты петух, – глядя на Кирилла, скривился он, – то кукарекать ты здесь не будешь. Я тебе лично башку скручу, ты меня понял?
Он угрожал смертной расправой, говорил жестко, в экспрессивном тоне, еще и своим видом внушал Илье страх, но почему-то не верилось, что он сможет убить Кирилла. Интуитивно Илья догадывался, что вся его видимая грозность картинно-лубочная, фальшивая. Не хватало этому человеку внутренней силы, чтобы нагнать на Илью настоящей жути.
– Кому ты башку скрутишь, мне? – скривился Кирилл.
От его интеллигентной внешности не осталось и следа. На арестанта смотрел тихо звереющий человек с налетом уголовщины в облике и подкорке сознания.
– Тебе! – напыжился здоровяк.
Но взгляд его размягчился и расплылся – как воск на жарком солнце.
– За что? – Зато Кирилл стал еще жестче.
– За то, что нас подставишь… Ты не знаешь, что через тебя всю хату запомоить можно!
– Тебе же сказали: чист я!
– А это мы проверим!
– Вот когда проверишь, тогда и говорить будешь!
– Ша! – стараясь сохранять спокойствие, но на внутреннем взводе одернул их Остап. – Что будет, то будет. Если петух – срубим башку, если нормально все – добро пожаловать к нашему шалашу.
Он говорил внушительно, серьезно, но Илья не поверил и ему. При всей своей внешней суровости смотрящий не был похож на человека, способного
– Нормально все, я отвечаю, – на остатках угасающей злости попытался заверить его Кирилл.
– Не нравишься ты мне, мужик, – скривился здоровяк. – Что-то в тебе не то. А я редко ошибаюсь…
– Сельдец, не гони волну, – охладил его пыл смотрящий.
– Поживем – увидим, – презрительно хмыкнул он.
И перевел желчный взгляд на Илью.
– Ты кто такой?
– Илья меня зовут.
– Погремуха какая?
– В армии Теплицей называли.
– Теплица? И кого ж ты греешь, Теплица?
Сельдец смотрел на него с нехорошим интересом. Скользкий взгляд еще больше замасливался.
– Жену грею, – подавленно ответил Илья.
Возможно, Сельдец не самого крепкого замеса зэк, но все же под его взглядом он чувствовал себя беспомощным кроликом в клетке.
– И где твоя жена?
– Дома.
– А здесь как без жены будешь?
– Как-нибудь.
– Здесь без жены плохо.
– Отстань от него! – полыхнул взглядом Кирилл.
– Да я тебе щас!
Сельдец порывисто подался вперед, Кирилл отпрянул, вдавившись спиной в торец столешницы. Но продолжения атаки не последовало. Похоже, Сельдец и сам побаивался связываться с ним. Илье приходилось встречаться с такими людьми, которые прекрасно умели запугивать, но поджимали хвост, когда дело доходило до драки. В основном это были армейские «старики», которые считали, что молодые солдаты должны подчиняться им только потому, что так заведено. В армии за такими «дедами» стояли неформальные традиции, а также сила большого «стариковского» племени. Здесь же, в тюрьме, за Сельдецом стоял его авторитетный статус и сила блатной элиты. За Кирилла же некому было заступиться, но, судя по всему, он сам готов был постоять за себя.
– Утихни! – одернул буяна Остап.
И вдавил в Илью свой сверлящий взгляд.
– Ты его знаешь? – спросил он, кивком головы показав на Кирилла. – Не врать!
– Да… С этапом вместе пришли…
Илья пребывал в разрушающей растерянности. Ему бы откреститься от Кирилла, но страх перед наказанием за вранье заставлял его сознаваться.
– Чай вместе пили?
– Да.
– В бане были?
– Да… А что не так?
– Не так… Все не так… В тюрьме в первый раз?
– В первый, – потерянно промямлил Илья.
– Порядков наших не знаешь?
– Кое-что.
– Знаешь, что бывает с теми, кто с петухами контачит?
– Кирилл – не петух, – в состоянии, близком к истерике, мотнул головой Илья.
– Кто его знает… В общем, парень, ты тоже под подозрением. Спать будешь в том же углу. Решайте сами – кто на верхней шконке, кто на нижней…
– А если твой дружок петух, – похабно ухмыльнулся Сельдец, – то вместе с ним отвечать будешь… Но если будешь хорошим, то убивать я тебя не стану… Ты же будешь хорошим?