Перед бурей
Шрифт:
ко месяцев. Потом оно как-то спало, и я перешел на сле
сарное дело. Точно таким же порядком я стал ежедневно
ходить в слесарную мастерскую и обучаться тайнам об
работки металла. В моей комнате дополнительно к столяр
ному появился теперь слесарный станок, а за ним — на
пильники, паяльники, стальные сверла, ножницы для рез
ки железа и другие принадлежности заправского слесаря.
Конечно, всякого сору и хламу в нашем доме еще больше
прибавилось,
вать винты, делать круглые жестяные кастрюльки.
В обеих мастерских — столярной и слесарной — ко мне
относились вначале иронически, усмехались, качали голо
вой и говорили:
— Барин чудит:
113
Но потом это прошло. Ко мне привыкли, я вошел в
курс жизни мастерских, принимал близко к сердцу их ин
тересы и однажды даже, пользуясь содействием отца, за
ставил одного неаккуратного плательщика срочно покрыть
свой долг за сделанную ему в мастерской мебель. Это
чрезвычайно подняло мой авторитет, и после того меня
стали рассматривать как настоящего, и притом весьма
полезного, друга. Мне же очень нравилось поддерживать
контакт с «рабочими людьми», пить с ними чай, обмени
ваться новостями и подчас перекидываться крепкими шут
ками. Никакой «политики» в этом контакте еще не было:
места наши были дикие, времена глухие, да и «рабочие
люди», с которыми мне приходилось иметь дело, по суще
ству, относились к категории кустарей. Тем не менее со
прикосновение с миром труда вносило какую-то совершен
но новую, свежую струю в мою жизнь, ставило предо
мной целый ряд недоуменных вопросов, которые только
усиливали мое тогдашнее беспокойство и на которые над
лежащий ответ я нашел уже много позднее.
Но и слесарное дело меня недолго удовлетворяло. Мне
вообще в тот период как-то не сиделось на месте, и я ча
сто менял свои увлечения и занятия. Я упоминал выше о
нашем омском знакомом Симонове, державшем лавочку
письменных принадлежностей на Томской улице. В допол
нение ко всем своим прочим достоинствам он еще был
самоучкой-переплетчиком. Как-то случайно я застал его за
этим делом. Оно меня заинтересовало, и Симонов с боль
шой охотой взялся меня обучить всем тонкостям переплет
ного искусства. Овладел я им быстро и прикрепился к нему
прочнее, чем к моим другим ремесленным увлечениям, —
может быть, потому, что дело здесь приходилось иметь с
книгами. Теперь в моей комнате в дополнение ко всему
прочему прибавились еще переплетные станки,
клей, кожа, цветная бумага, тисненый коленкор, — и от
чаяние матери от распространяемой мной грязи дошло до
высшей точки. Постепенно я достиг в переплетном деле
довольно высокого совершенства и стал даже подносить
в подарок моим друзьям (например Пичужке) книги в пе
реплетах собственного изделия.
В последующей жизни мне не раз, хотя и с большими
интервалами, приходилось возвращаться к переплетному
искусству. Последний случай такого рода был зимой
1919/20 года, в Монголии, во время зимовки моей экспе-
114
диции по экономическому обследованию Монголии в Хан¬
гельцыке, на заимке А. В. Бурдукова. Я нашел там набор
переплетных инструментов, и воспоминания детства сразу
ожили во мне. В свободное время я сам переплетал,
а сверх того, обучал переплетному искусству еще не
скольких молодых людей, проживавших в то время на
заимке.
Чем объяснялось это мое увлечение ремесленным тру
дом? Мне кажется, что в основе его лежал полудетский,
плохо осознанный протест против окружающей обстанов
ки, протест против того традиционного, твердо установив
шегося порядка, согласно которому сын врача непременно
должен пройти гимназию, окончить университет и стать
чиновником или интеллигентом. Мои родители не только не
препятствовали, но даже до известной степени поощряли
мою тягу к физическому труду: здесь сказывались их ста
рые народнические симпатии и навыки мысли.
Скоро, однако, простое ремесло перестало меня удов
летворять, и я перешел к электротехнике. Отец выписал
мне из Москвы «Практический электрик» — толстую кни
гу с массой рисунков и чертежей, и я стал на все лады
пробовать и экспериментировать. Опыты мои были весьма
разнообразны, поскольку это позволяли скромные омские
возможности. Конечно, я широко эксплоатировал отца и
нередко таскал нужные мне материалы и вещества из его
госпитальной лаборатории, но многого все-таки просто
нельзя было найти в таком захолустье, каким в то время
была «столица Западносибирского генерал-губернатор
ства». Мои письма этого периода к Пичужке пересыпаны
настоятельными просьбами «купить у Ферейна» (крупный
аптекарский магазин в Москве) и прислать мне то тот, то
другой химический или электротехнический препарат, без
которого я оказывался не в состоянии вести дальше свою