Перед лицом Родины
Шрифт:
Но вот и граница. Пересадка на советский поезд. Суета. Проверка паспортов и багажа.
Всех пассажиров пригласили в один из залов пограничной станции. Служащий таможни в опрятном форменном сером костюме раздал всем бланки анкет, попросил их заполнить.
Когда с этим было покончено, сотрудники таможни пригласили пассажиров поставить свой багаж на прилавок. Два таможенника зашли за него и начали проверять содержимое чемоданов — один с одного конца, второй — с другого.
Проверка происходила медленно.
— Что это за книги? — спросил усатый
Шеффер вопросительно посмотрел на профессора Шиллера, знавшего русский язык.
— Вас спрашивают, что это за книги? — пояснил профессор.
— А-а, — просиял в улыбке корреспондент. — Это «История русского государства»… Еду в Россию, думаю, пригодится…
— Хорошо, — сказал таможенник, кладя книги в чемодан.
Константин убедился, что таможенники проверяют багаж довольно тщательно. У него беспокойно колотилось сердце: а вдруг обнаружат сверток? Что тогда? Ну, понятно что: сверток с золотом и деньгами конфискуют, а его, как нежелательного, подозрительного субъекта препроводят обратно за границу. С мрачной решительностью смотрел он на роющихся в чемоданах таможенников — что будет, того не миновать.
— Это нельзя, господа, провозить, — иногда слышал он возглас того или другого сотрудника таможни.
«Ну и черт с ними! — крепко стиснул зубы Константин, угрюмо смотря на приближавшихся таможенников. — Пусть возвращают…» Мелькнула мысль: «А вдруг они догадаются, что я белогвардеец?.. Тогда я пропал… Расстрел…»
Он побледнел, нижняя губа его отвисла и задрожала.
— Нет, господин, по инструкции я не имею права это пропустить, почти рядом с собой услышал он голос таможенника.
Константин вздрогнул и покорно стал открывать свои чемоданы.
— Что вы, друзья, так долго копаетесь? — подбежал к таможенникам, проверявшим багаж, молодой парень в форменной фуражке. — Сейчас поезд отходит. Сколько осталось непроверенных?
— У меня вот один, — взглянул таможенник на Константина.
— И у меня один, — отозвался другой.
— Ладно, дорогой посмотрим, — проговорил парень и звонко закричал: Проходите, господа, в эту дверь! Проходите!.. Садитесь в вагоны!
— Чего там дорогой еще проверять, — заметил сам себе белокурый таможенник и сказал по-английски. — Что у вас в чемодане?
— Белье, — ответил Константин, — дорожные вещи…
— А в саквояже? Вещи личного потребления?
— Да, да, — закивал Константин.
Таможенник пошарил рукой в чемоданах, потом в саквояже.
— Все, — улыбнулся таможенник. — Гуд бай!
— Гуд бай! — засиял Константин, готовый кинуться к таможеннику и расцеловать его.
Он захлопнул чемоданы, схватил саквояж и бросился нагонять уже скрывшихся за дверью своих коллег. Пока он добежал до вагона, паровоз, дав длинный свисток, тронулся. Проводник помог ему взобраться с багажом в тамбур.
Константин ликовал…
XXVI
Поставив точку
— Тра-ра-ра-рам!.. Тра-ра-ра-рам!..
Из спальни вышла изумленная Марина:
— Витька, что ты, глупый, развеселился? Два часа ночи… Детей разбудишь…
— Маринка! — воскликнул Виктор, обнимая жену. — Все!.. Конец!.. Роман написан. Подумать только, три года работал… Тысяча бессонных ночей… Ой, устал!
— Ну, поздравляю, дорогой, — поцеловала его Марина. — Желаю успеха твоему роману.
— А я тебя тоже поздравляю, милая. Ты ведь тоже много в него вложила… Весь роман я тебе читал, и ты давала советы…
— Как ты его назовешь?
— Вот это трудное дело, — покачал головой Виктор. — Легче написать роман, чем назвать его. Придумывать название — мучительное дело… Я более десятка названий придумал, и все они мне не нравятся… Вот послушай: «Степные огни», «Искры над степью», «Дела и люди», «Люди и времена»…
— Все названия плохие, — заметила Марина.
— Плохие, — согласился Виктор. — А ты б подсказала.
— Назвал бы ты роман свой «Казачья новь»…
— «Казачья новь»?.. «Казачья новь»… А ведь, ты знаешь, Марина, это, пожалуй, неплохо… «Казачья новь»!
— В какое издательство пошлешь? — спросила Марина. — Роман хороший, и я думаю, он сразу будет напечатан.
— Наивная ты у меня, женушка, — привлек к себе Марину Виктор. — Еще немало горя натерпишься, пока пристроишь роман в издательство… Ну, да ладно, что было — видали, а что будет — увидим… Устал… Давай спать, спать, спать.
Радостный, счастливый от сознания, что он сделал что-то важное, большое, Виктор заснул.
Через месяц после этого, перепечатав на машинке свой роман «Казачья новь», Виктор с трепетным волнением отнес его в местное издательство и одновременно послал в одно из московских издательств.
С этого дня и начались его страдания.
Горячим поклонником Виктора оказался профессор Фрол Демьянович Карташов. Чуть ли не каждый вечер он приходил к Волковым и просиживал у них долгие часы. Виктор рад был такому своему поклоннику, который терпеливо выслушивал все, что он ему читал. Облизывая губы, профессор слушал и похваливал:
— Прекрасно!.. Прекрасно!.. Виктор Георгиевич, я не пророк, но скажу: вас ждет блестящая литературная будущность… Да-да, именно блестящая… В вашем творчестве чувствуется благотворное влияние Льва Толстого… В толстовской манере выписаны пейзажи… Вы великолепный мастер пейзажа… Как прелестно вы передаете донской колорит… Причем все наши пейзажи не подражательны, а они выписаны по-своему, по-волковски… Когда читаешь ваше описание природы, то чувствуешь запах донской степи, аромат лиловых зорь… Вы большой талант, Виктор Георгиевич. Талантище!.. Я верю, что скоро ваше имя будет греметь на всю страну… Да что там на страну, но и далеко за ее пределами. Повторяю, я не пророк, но интуиция у меня богатая… Вы попомните мои слова…