Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
В дверь заглянул адъютант:
– Господин генерал, срочное донесение из центра радиоперехвата!
– Давай!
– Его с нарочным доставили.
– Ну так зови!
Штурмбаннфюрер отошел в сторону, и в кабинет вошел пожилой вахмистр.
– Что у вас стряслось?
– «Русский пулеметчик» снова вышел в эфир, господин генерал.
– Когда?! – буквально вскочив из кресла, спросил Небе.
В таком поведении генерала не было ничего необычного. По крайней мере, для адъютанта и связиста – такое прозвище получил неизвестный русский радист после знаменитой трехчасовой передачи. После неоднократного прослушивания записи того сеанса один из радистов сказал:
– Строчит, как из пулемета! – имея в виду одну из характерных особенностей, подмеченных после и другими специалистами, – равномерность передачи и скорость, которая практически не снижалась на протяжении всего
– Сегодня рано утром. Из лесного массива северозападнее Могилева. Точнее место определить не удалось, господин генерал. Примерно тогда же русские начали наступление, и было не до пеленгации – в эфире такой хаос был.
– Текст?
– Отдали дешифровщикам тридцать минут назад.
– Мустер, идите за мной! – отрывисто бросил командиру опергруппы Небе и устремился к висевшей на стене карте. – Посмотрите! Здесь этот «пулеметчик» был четыре дня назад, – палец генерала полиции уперся в синий флажок, воткнутый в нее чуть севернее Бобруйска. – Отсюда, – палец заскользил вдоль шоссе Могилев – Бобруйск к следующему флажку, – была странная передача открытым текстом. И вот теперь у нас новая точка! Что вы на это скажете, инспектор?
– Основная база у них гдето вот здесь! – встав рядом с начальником, криминальинспектор обвел Кличев.
– На чем базируется ваше предположение? – Артур повернулся к подчиненному.
– Возможно, господин генерал, они связаны с местным подпольем, а встречаться в городе удобнее, меньше внимания привлекается.
– Мустер, иногда вы меня просто поражаете! И этой стране незаметно встречаться они могут где угодно! – Небе хлопнул ладонью по карте. – Какова площадь этого леса, а?
– Не могу знать, господин генерал!
– Примерно пятьдесят на сто километров, то есть пять тысяч квадратных километров, криминальинспектор! – Яду в голосе бригадефюрера хватило бы на сто кобр. – А сколько здесь, нет, не сыщиков, просто немецких солдат, знаете?
– Никак нет!
– А вы вообще чтонибудь знаете?! Это ведь зона ответственности нашей айнзатцкоманды! Ладно, просвещу вас – в этом районе, по данным на вчерашний день, присутствуют тысяча четырнадцать военнослужащих германской армии и шестьсот сорок членов вспомогательных служб. Добавьте к этому триста сорок семь сотрудников местной полиции и лояльных к нам участников отрядов местной самообороны. Итого – четыре десятых человека на квадратный километр! Неплохо, да? И не следует забывать о том, что большинство из упомянутых мной людей сосредоточено в городах, а наши местные помощники есть едва ли в каждой пятой деревне. Посему вы сейчас берете свою команду, две роты 9го моторизованного батальона полиции и две машины пеленгации и направляетесь в Кличев. Даю вам два дня на освоение на новом месте. Не забудьте про осведомителей.
– Слушаюсь, господин генерал! – Несмотря на бодрый ответ, выглядел криминальинспектор Мустер подавленным.
– Кстати, Мустер, – окликнул генерал уже выходящего полицейского, – в тех местах тоже хватает жидовских деревень, так что специальные мероприятия вы сможете проводить и там.
Из письма княжны Марии Илларионовны Васильчиковой [332] из Берлина брату Джорджи в Рим, 1 июля 1941 года:
…Только что с Восточного фронта появился Бурхард Прусский. Он отозван, потому что он «из королевских». Он рассказывает, что там царит абсолютный ужас. Почти не берут пленных ни с той, ни с другой стороны. Русские дерутся не как солдаты, а как преступники, подымая руки вверх, делая вид, что сдаются, и когда немцы приближаются вплотную, открывают по ним огонь в упор; они даже стреляют в спину немецких санитаров, присматривающих за их же ранеными. Но они очень храбры, и везде идут тяжелые бои. Там сейчас все три брата Клари. Бедные родители!
Встретила сестер Вреде, которые только что узнали, что их брат Эдди убит. Ему было только двадцать лет, и он был всегда душой общества. Вообщето потери на этот раз во многом превосходят потери предыдущих кампаний. И все же немцы успешно продвигаются, как этого можно было ожидать…
332
Княжна Мария
Васильчикова родилась незадолго до Февральской революции и была четвертым ребенком члена IV Государственной думы князя Иллариона Сергеевича Васильчикова и Лидии Леонидовны, урожденной княжны Вяземской.
Весной 1919 г. семья эмигрировала из России. Мария росла в веймарской Германии, Франции и Литве (Каунас, с 1932); в Литве перед революцией находилось имение Васильчиковых, и там же ее отец начинал службу. В 1938–1940 гг. Мисси жила в Швейцарии, ухаживая за смертельно больным старшим братом. С января 1940 г. литовские гражданки сестры Мария и Татьяна (впоследствии, в замужестве – княгиня Меттерних) Васильчиковы служили в гитлеровском Берлине – сначала в бюро радиовещания, затем в Информотделе МИД, общаясь преимущественно с представителями немецкой аристократии (связи, установленные еще их родителями в дофашистскую эпоху). Среди друзей Марии были непосредственные участники заговора 20 июля – Клаус фон Штауффенберг, Адам фон Тротт (его секретарем она была), Готфрид фон Бисмарк и другие, была она близко знакома и с членами их семей. В заговоре как таковом она не участвовала.
Глава 13
Разъезд Милое Кличевского района Могилевской области, БССР.
23 августа 1941 года. 10:03.
Разговор с обходчиком радости нам не принес – мало того, что немцы обещали регулярный осмотр путей, так еще и Тотен оказался прав по поводу неподходящего профиля дороги. То есть для строителейто в свое время все устроилось просто замечательно – ни особых перепадов высот, ни крутых поворотов на этой ветке не было. Но диверсантамто другое нужно! И некоторое количество мостов ситуацию нисколько не улучшало – взрывчатки у нас оставалось с гулькин нос, а руками такую штуку, как железнодорожный мост, не очень и сломаешь.
– Получается, ребята, что на этом фронте мы особо выступить не можем, – задумчиво сказал Саша, а я покосился на сидевшего напротив нас Кондрата. Очень интересно мне было, как он прореагирует. Несмотря на то что он меня официально простил и сотрудничал с «органами разведки» со всем прилежанием, всетаки сейчас мы планировали устроить бяку на участке, за который он нес личную ответственность. А ну как немцы его расстреляют после наших безобразий?
Понятно, что после многих наших «проказ» у местных жителей возникали проблемы, но одно дело – какието абстрактные селяне, и совсем другое – те, кого ты знаешь сам. Это свойство психики такое… По крайней мере моей – точно. Я тех, с кем познакомился, воспринимаю немного не так, и смерть прибитого колышками к стене деда комсомолки Лиды воспринимал куда острее, чем тех, кого мы нашли в колодце в Налибоках. Наверное, я тогда поэтому и полез полицаев добивать, не обращая внимания на простреленную ляжку и усталость.
Однако никаких терзаний на лице обходчика засечь не удалось, наоборот, он улыбнулся, потер шею и заявил:
– Так, может, у меня есть чем помочь Красной Армии, товарищи командиры?
– Излагайте, Кондрат Васильевич. – Саша, когда нужно, может быть неимоверно политесным.
– Так полигон же здесь до войны был! Для пушек. К северу от Друти.
– Для пушек? – недоверчиво переспросил наш командир.
– Ну да. И для тяжелых тоже, таких, на гусеницах, как трактора.
– Ёпрст! – единственное, чем я смог прокомментировать эту новость.
– Знаешь, про что Василич говорит? – развернулся ко мне Фермер.
– Ну, дык… – От неожиданности обычное мое красноречие кудато подевалось.
– А яснее?
– На гусеничном лафете только две артсистемы знаю – Брдва и Бчетыре.
– Что за звери?
– Первая – «шестидюймовка» большой мощности. Снаряд под полцентнера. Вторая – еще лучше. Гаубица особой мощности. Калибр – двести три миллиметра.
– ОФС [333] небось под сотню весит? – «врубился» Саня.
333
Осколочнофугасный снаряд.