Переинкарнация
Шрифт:
Не скажу, будто процесс уже закончился – Тармени это не подтвердил. Зато время пребывания моего духа в свободном плавании многообещающе выросло. Вот решу проблему всенародного выживания и целиком посвящу себя сыну. А там, глядишь, найду способ вернуть себе человеческий облик. И подросший сын станет качать младенчика-мамочку на руках – услужливо подсказал Сли. Ведь оккупировать мозг более-менее взрослого человека не выйдет – топтался этот паразит по больной мозоли. Так что встретить сына по-человечески я смогу, лишь красуясь в зассанных пелёнках. В дурном сне не увидишь
Закончив трещать с Клор, я выдала ей горсть прилевитированных из бункера штампованных Венер. Велела наделать крепких шнурков и развесить амулеты-передатчики на всех родных шеях, где намеревалась сидеть пожизненно. Затем прихватила четырёх Венер с Недомарсом Тармени и отправилась отлавливать двух подружек, спасающих в горах моего отпрыска от паломников.
Лететь снова пришлось натуральным образом. Мой многоликий многомудрый и многонудный наставник прав: дело хлопотное, скучное и отнимает больше сил. Но перетащить несколько пустяковых побрякушек иным способом не выйдет. Хорошо хоть не в тридевятое царство: Клор сдала мне убежище беглецов, что скрывались и от неё в том числе. Затейливые у них отношения – согласился Сли, кропотливо разбираясь в моём семейном клоповнике, ибо насущно необходимо. Ему теперь жить с этими людьми – нужно подковаться. Особенно насчёт женского контингента.
Пришлось долго и разборчиво объяснять лопуху, что женщины всегда точно знают, чего хотят. Но существует принципиальная разница: чего они хотят для себя, чего во имя себя, чего для пользы дела, чего для пользы чувств, чего сию секунду, чего вчера, чего завтра, чего из принципа и чего из вредности. Иновселенец внимал едва ли не с благоговейной увлечённостью и чувствительностью бактерии к фармацевтическим отравам. Я буквально физически ощущала, как этот хлопотливый педант раскладывал всё в наших мозгах по полочкам, развешивая ярлыки. И радовалась, что знаю, в какой уголок собственного сознания я теперь ни ногой – пусть сам там играется в свою науку жизни. Я ею сыта по горло!
Экспресс лекция промелькнула незаметно, ибо скорость моего мысленного полёта была изрядной. Внизу проносились горные пейзажи, поднадоевшие ещё во второй жизни, а потому не призывающие «окунуться и насладиться». Вскоре мы со Сли воткнулись в громаднейшее горное сооружение: этакий гигантский Колизей в эпоху сдачи его в эксплуатацию. Правда, парочка проломов в его стенах была, но для двуногих они представляли собой тренажёр альпинистов-экстремалов.
Я впервые попала в семейное гнёздышко Гра-ары и Хакар-гара, о котором наслушалась вдосталь: хвастовства побывавших там, врак не удостоившихся и легенд тех, кто вообще знает о нём с пятого на десятое. Гнёздышко, надо сказать, впечатляло: и габаритами, и мышиной вознёй нартиевого молодняка, которого у нас за отсутствием голода всё прибывало. Не сказать, будто со страстностью леммингов, но заметно.
Навстречу мне поднялся в воздух сам патриарх. Старик только-только набил брюхо и потому не летел, а подтаскивал себя к гостье, натужно ворочая крыльями. За что, собственно, и высказал ей, указав на возмутительную привычку некоторых являться незваными.
За прошедшие годы наши мужики устроили тут настоящий форпост защитников яиц и прочего хозяйства нартий – тот самый, откуда вчера меня уволок Тармени. Приличный каменный дом, какие-то сараюшки и другие приспособы. Слева живописный водопад. Справа не менее художественная роща. За спиной могучая скала, перед носом огромное озеро. Мечта отшельника, а не фазенда. Да и хозяева ущелья не сказать, чтобы носились вокруг комариными тучами. Так, промелькнёт кто-нибудь, и опять тишина. Оно и понятно: дети учатся, родители на работе или на охоте, которую не бросают несмотря на колхозы.
Хакар-гар тоже не стал тревожить покой человеческого уголка в царстве нартий: указал на него и отправился дрыхнуть. Я зависла над домом, ожидая появления первого, кто попадётся под руку. И мысленно клянчила, чтобы во имя всеобщего блага, первооткрывателем моего нелепого существования оказалась Джен. Во-первых, она ждала моего явления, убеждённая в нахальной живучести бывшей невестки. Во-вторых, её религиозные чувства сродни чувствам комода, которому в брюхо пихают всякое барахло – она уж точно не чокнется при виде богини.
Высшие покровители мутантов и приведений не оставили меня своей милостью и в этот раз. Крепко сбитая дверь еле слышно скрипнула, выпуская наружу мою родную свекровушку. Я пялилась на неё сверху, настраиваясь на деловой разговор. Восемь лет превратили красивую малолетку в роскошную женщину, что оказала бы своим присутствием великую честь любой миллиордерской яхте. Полный раздрай на башке и небрежность в скудной одежде не портили эту высокую хипповатую бабёнку с длинными ногами и умопомрачительной грудью.
Я опустилась на крышу и, опасаясь, что меня прежде времени услышит в доме бдительная Меронка, тихонько позвала:
– Дже-е-ен!
Вальяжно потягивающаяся свекровушка вздрогнула. Подобралась и медленно обозрела фланги.
– Не туда, дурища! – яростно просипела я по-английски. – На крыше!
Джен так же медленно обернулась. Вгляделась в тучку на крыше, вытаращила прекрасные карие очи… И вдруг фыркнула во всю мощь своей лужёной глотки.
– Заткнись дура! – испугалась я, для чего-то падая ничком, под недоумённое копошение Сли.
Потом спохватилась, стекла по стене дома на землю и выглянула из-за угла, активно жестикулируя. Эта поганка неспешно прошествовала к месту свидания с… уже трижды обретённой родственницей со стороны сына. Завернув за угол, демонстративно оглядела ту с ног до головы, упёрла руки в боки и поинтересовалась:
– Что за маскарад?
– Это не маскарад, идиотка! – огрызнулась я. – Протри глаза: я теперь приведение.
– А почему старухи? – иронично выгнула точёную бровушку эта дрянь.