Перекрестки судеб. Стася и Тим
Шрифт:
— Все нормально, — почти шепотом отвечаю, мысленно ругая себя за непонятную слабость.
— Охренеть, — вдруг выдыхает он на мою реплику.
И его низкий баритон с мягкими переливами будто прикосновение: огладил щеку, коснулся губ, оставив призрачный след. Настолько осязаемый, что хочется им наслаждаться, как летним дождем, теплой влагой ласкающим кожу.
У Удава тоже приятный голос, обволакивающий. Глупая добыча ни за что не поверит, что этот голос — ее верная смерть. А какие комплименты он отвешивает — девки разве что штабелями
Гниль вновь поднимается со дна желудка. И я поджимаю губы. Вот же урод, и тут нагадил. Хотя я тоже хороша — чего так повело от мужика? Чего я там не видела? Все они одинаковые. И Удаву спасибо: вовремя вылез в мыслях.
— Отпустите, — прошу.
Но мужик и ухом не ведет, держит крепко. Смотрит так, будто ему мешок с золотом на голову свалился. Придурок какой-то.
— Да отпусти же ты! — почти кричу, когда он вдруг касается волос. Боль простреливает все тело. Дергаю головой, пытаюсь вырваться. Извиваюсь и каблуком наступаю ему на ногу. Он хмурится.
— Да ради Бога, — фыркает спустя пару секунд, ослабляя хватку.
Покачиваюсь и тут же охаю от боли в подвернутой ноге.
— Проклятье, — ругаюсь, хватаясь за воздух, чтобы удержаться на здоровой ноге. Но вместо воздуха ловлю твердое, словно отлитое из камня, плечо незнакомца. Впиваюсь в него пальцами. Другой рукой хватаюсь за ворот черной рубашки. Та трещит и рвется. Но сильная рука уже прижимает к широкой груди с едва уловимым запахом фиалки и сандала. Терпкий, дерзкий и нереально нежный аромат. Им хочется дышать. В него хочется внюхиваться, открывая новые ноты, которых тут нереальная пирамида. Этим ароматом невозможно надышаться.
— Охренеть, — возвращаю незнакомцу его же реплику и слышу, как он приглушенно смеется.
— Идем, осмотрим твою ногу, — продолжая улыбаться одними губами, говорит незнакомец, увлекая за собой. А в смоляных глазах – отблески кровавого солнца и ни тени веселья. Мурашки покалывают кожу, вызывая неконтролируемую дрожь. И я делаю робкую попытку выбраться из его хватки, куда так легко попалась.
— Да что ж ты такая неугомонная, — качает головой и ловким движением подхватывает на руки. Я взвизгиваю, вцепившись в мощную шею с пульсирующей артерией, и не успеваю опомниться, как оказываюсь сидящей на теплом капоте белого монстра.
— Алекс, глянь-ка, — бросает куда-то в сторону.
И я замечаю еще одного мужчину в джинсах и белой футболке: стоит спиной к нам и разговаривает по телефону. Но на слова незнакомца реагирует кивком и поднятыми пальцами в виде латинской буквы «V».
— Ладно, сами справимся, — теперь в его черных глазах искрится смех, задорный какой-то, мальчишеский. Как будто клад нашел, а не мою ногу взял в ладони. Вздрагиваю от холода, обжегшего кожу, и смотрю на его руки, затянутые черной кожей перчаток.
Смотрю, как он ловко и бережно ощупывает ступню, упершуюся ему в живот,
— Больно? — заглядывает в мое лицо. Качаю головой. Но он, похоже, видит что-то другое, потому что его чувственные губы растягиваются в улыбке опытного искусителя. И это вышибает дыхание. Как и странное желание потрогать эти идеальные губы без единой трещинки, такие манящие…коснуться их своими губами, приласкать…
От разыгравшихся фантазий бросает в жар. Прикладываю ладошки к щекам и растираю их, изгоняя из себя эти неправильные мысли. Но они не отпускают. Как не отпускает цепкий взгляд.
— Фантазируешь, Русалка… — и не спрашивает даже, наклонившись ко мне, согнув мою ногу в колене и обжигая горячим дыханием. А пальцы изучают стопу, разминают, смешивая боль с растекающимся под кожей теплом.
— Думаю, — хрипло, поймав его дыхание губами. Слишком близко. Слишком опасно. Нервно облизываю вдруг пересохшие губы, ловя его тяжелый взгляд на кончике языка. И не без улыбки наблюдаю, как отточенным движением изгибается его рассеченная в двух местах бровь, предлагая мне договорить. — Твои пальцы такие же ловкие везде, Бэтмен?
— Хочешь проверить?
— Не в этой жизни, Бэтмен…
Улыбаюсь широко и одним движением отталкиваю его от себя. От неожиданности он отступает на пару шагов, а я пользуюсь моментом: спрыгиваю с капота, выругавшись от прострелившей ногу боли. Отшвыриваю туфлю и делаю ноги, засунув поглубже слезы от боли в вывихнутой лодыжке. Не оглядываясь. Подальше от этого места и мужика, вызывающего до одури пугающие эмоции. Прячусь во дворах, уверенная, что он не побежит за мной. И я не ошибаюсь: никакой погони, только выколачивающее дыру в груди сердце. Без сил падаю на лавочку на детской площадке. И в этот самый момент в кармане вибрирует телефон.
— Привет, кнопка, — звучит в динамике веселый голос. Внутри становится тепло-тепло. Откидываюсь на спинку лавочки и запрокидываю лицо к еще не отгоревшему закату. — Поплаваем сегодня?
В крови вскипает адреналин, когда я представляю, как уже сегодня погружусь под воду, наслаждаясь тем единственным, что мне недоступно в душном городе — свободой. Но тут же настроение падает на пару градусов. Боль в ноге пульсирует под кожей, прожигает мышцы.
— Марик, я не могу, — вздыхаю, притянув к груди ногу. — Я ногу подвернула. Болит теперь, зараза, — морщусь.
— Не проблема, кнопка, — отзывается Марат. В трубке фоном какой-то шум, голоса, хлопок, а потом – тишина. — Ты где сейчас?
Осматриваюсь, выхватывая панельные пятиэтажки, окружившие серым полукругом небольшой двор, старые качели, поржавевшую горку, прогнившую деревянную песочницу с полным дерьма песком. Кривлюсь от омерзения. И как тут дети играют?
— Понятия не имею, — честно признаюсь и описываю Марату местность.
— Арка есть? — деловито интересуется он.
Арка прячется у меня за спиной.