Перекресток пяти теней
Шрифт:
— Чур меня, — Алъэксия перекосило, и он осенил себя защитным знаком, традиционным для своей родины.
— Вот именно, — хмыкнул Некр и протянул ему руку. — Вяжи. Когда Ромуан очнется, разрежешь.
И он, конечно, не стал упоминать о том, что сам вполне может и не проснуться больше.
— А ты?.. — спросил Алъэксий.
— Неважно, — отмахнулся от него Некр и, видя, что рыцарь готов пуститься в абсолютно ненужный сейчас спор, сказал как мог беспечнее: — Разве со мной способно произойти непоправимое? Я ведь буду в своей стихии.
Алъэксий спутал их руки
— А чего с тобой делать? Сидеть здесь, пока не очнешься? — спросил он после затянувшегося молчания.
— Как-нибудь сам выберусь, — заверил Некр и повел плечом, мол, эка невидаль: некромантов хлебом не корми дай себя угробить.
«А если не проснусь, примчится Вир и заберет, — подумал он. — Вам уж точно не придется обо мне тревожиться».
— А если ты очнешься первым?
— Я не очнусь, — сообщил Некр, по всей видимости зря. Рыцарь нахмурил кустистые брови. Все же честность — беда некромантов, однако задать так и висевший в воздухе вопрос Некр ему не позволил: — Ромуана, когда придет в себя, напоить — первейшее дело, а вот кормить будешь только завтра.
— Это еще почему? — не столько поинтересовался, сколько возмутился Алъэксий.
— Потому что твой ученик необычен. Он не только рыцарь, вернее, не совсем.
— Потусторонняя сила? — произнес Алъэксий мрачно.
Некр кивнул:
— Пока не окрепнет, будешь заботиться о нем не так, как вы об оруженосцах, а как мы — о подмастерьях.
— Не следовало брать человека на штурм.
— Ты только теперь понял? — изумился Некр. — Как только в голову взбрело?..
Алъэксий прикусил губу и нахмурился еще сильнее, открыл рот, намереваясь сообщить нечто важное, но в последний момент сказал иное:
— Почему ты не открыл ему, как происходит переход? Ведь вы близки к той стороне, наверняка, знаете.
Где-то на границе слышимости закапала вода. Некр, воспользовавшись звуками, начал считать. С каждым четвертым ударом веки становились чуть тяжелее. Это, впрочем, нисколько не мешало говорить.
— Ужели ты думаешь, будто знай мы секрет, теряли бы учеников? — печально спросил он. — Это с нашим-то к ним отношением? Даже вы знаете, сколько трудов мы вкладываем.
— С вас могут брать обещание.
— Обещание… — протянул Некр. — Ты хоть понимаешь, кому говоришь об обетах и клятвах? Для нас это пустой звук.
— Да уж, не рыцари. Обеты не соблюдаете, правил чести не придерживаетесь…
— Вот именно, — даже не подумал оскорбиться Некр. — Даже если бы ценой оказался уход в небытие, мы наперегонки побежали бы писать формулу безопасного перехода — для тех, кто встанет на Границе после.
Алъэксий вздохнул, посмотрел на ученика и понурил голову, молвив едва слышно:
— Ты прав.
— Конечно, я прав, — не удержавшись от язвительности, заявил Некр.
— Вот только те высшие, кому вы служите вряд ли заинтересованы в потере стольких стражей.
— Наверное, — начиная дышать на счет, проговорил Некр, — и потому мы ничего не помним. Но… кое-что я Ромуану все-таки поведал. Потому ты его слушай, когда очнется и…
— Он теперь будет одним из вас?
Некр многое отдал бы, случись так.
— Нет. Свобода воли первична, а Ромуан пожелал стать светлым рыцарем и защитником людей. Но моя тьма в нем есть тоже, и будет с ним — теперь этого не поправить. Я попытаюсь воззвать к этой тьме, а через нее вернуть Ромуана в наш мир.
Последние слова он произносил словно через туман и толстый слой воды, только и ощутил падение и то, как его голову поддержали сильные ладони и осторожно устроили на мягкой шкуре убитого лесного гиганта.
***
Выход из транса сродни выныриванию из воды, причем в сильно холодном и поганом местечке, да еще и с отвратительными ощущениями. Казалось бы, миг назад блаженствовал, и вот уже от голода подводит живот, хочется сжаться в комок, чтобы не ощущать холода, накинувшегося со всех сторон, зубы ноют, поскольку сжимал челюсти просто немилосердно, а горло горит огнем, глотать невыносимо больно. Некр вынул деревяшку изо рта, вздохнул чуть глубже и закашлялся до цветных кругов перед глазами, едва не выплевывая собственные легкие. В комок он все же сжался, но его тотчас же принялись распрямлять, тормошить, теребить, растирать, что-то говорить на северном языке — жутком, но уже немного более понятном.
Северном… он на родине Ромуана? Провалился под лед да там и застыл? Тогда ясно, отчего никак не придет в себя. В мыслях — полнейшая хмарь, с трудом помнит даже кто он такой. Если бы настойчиво не звали, наверняка, забыл собственное имя, то есть, кличку, то есть… неважно!
Наконец удалось разлепить веки, под них тотчас ринулся слепящий свет, и Некр отчаянно принялся тереть глаза, в которые словно песка насыпали. В запястья, правда, очень скоро вцепились, оторвали руки от лица, утерли слезы какой-то тряпицей, и, зажав ноздри, влили в рот горькую, исходящую паром дрянь.
Да они смерти его добиваются?!
Некр дернулся, вырываясь, но сейчас был слабее котенка. В уши вплыл встревоженный, знакомый голос, заставивший, наконец-то, вспомнить все.
…Юноша изменился: будто бы выцвел. Поблекла чистая морская голубизна взгляда, в ненастные дни наполнявшаяся океанской бирюзой. Волосы не поседели, но приобрели мышиный цвет. Очень бледный, но то, наверное, пройдет, а вот черты те же, и улыбка прежняя, пусть и тревожная, нервная, не верящая, будто все закончилось, а он сам жив и полон сил.
— Ромуан…
— Роман, — поправил юный рыцарь. — Мое имя правильно звучит именно так.
— Роман, — повторил Некр и впервые произнес жуткие звуки верно, никак не извратив…
***
Розмарин, шалфей, зверобой и еле уловимый привкус розы — богатый букет. Он овладел обонянием, не отогнал, а лишь отодвинул воспоминания. Каменные стены и пляшущие огоньки свечей ушли на другой план. Сам же крутанул руль, выезжая на свободное от прочих автомобилей шоссе.