Перекресток времен. Новые россы
Шрифт:
У Макса отпала челюсть… Вот так, открыто, просто и напрямую с ним никто из девчонок никогда не говорил! Это что, выходит, она сама на него запала? Еще на «вы» называет! Не может быть! Спокойно, Макс, все в наших руках!
Макс прокашлялся:
– Оксана, вы не так меня поняли! Я просто хотел познакомиться, и все!
– Ну если все, то уже познакомились. Помогите лучше раненого положить. Спасибо. Больше в вашей помощи я не нуждаюсь и вас не задерживаю.
Машинально исполняя команды девушки, Макс помог раненому и вышел из землянки. Что это было? Его что, обломали, что ли? Первый раз в жизни!
В чувство Максима привел Баюлис:
– Мой чемоданчик еще в машине? Вот спасибо! Там необходимые лекарства и инструменты. – Затем, увидев кислую мину Максима, спросил: – Мальчик мой, что случилось? Не заболел ли ты?
– Нет, Янис Людвигович. Я полностью здоров, – медленно произнес Максим. – Просто… Неразделенная любовь…
– Ну что ж. Это бывает. Мой вам совет, молодой человек. Не принимайте скоропалительных решений. Может, вам ответили любя, а вы просто не поняли намека. Не торопитесь с выводами. Время все расставит по своим местам. Женщины – это такие внеземные существа, что с первого раза их не понять. Если вы любите, то будьте настойчивее и боритесь за свою любовь! Я-то уж знаю, поверьте мне, старику, на слово.
Максим отошел от госпитальной землянки и присел на пенек возле автомобиля ГАЗ-АА, полуторки. Глядя вокруг себя отрешенным взглядом, он заметил, как одна из женщин, приехавшая из другого лагеря, одетая в гражданское пальто и белую косынку с красным крестом, внимательно смотрит в сторону командира полка Климовича, отдыхавшего неподалеку на снарядных ящиках. «И что она в нем нашла?» – пронеслось у него в голове.
– Извините, молодой человек, можно задать вам вопрос? – Неизвестный голос вывел Максима из задумчивости.
– Задавайте, – машинально ответил Максим и медленно повернулся.
Перед ним на ступеньке полуторки сидел лысый пузатый дядька в полувоенном френче с накинутой на плечи шинелью. Он прижимал к животу пухлый кожаный портфель. Дядька, как бы извиняясь, постоянно улыбался, вытирая большим платком лицо и лысую голову. В другой руке он постоянно мял свою фуражку.
– Извините меня за столь нескромный вопрос, – снова повторил он. – Но меня интересует только одно. Вернемся ли мы все в свое время или нет?
– А кто вы такой и зачем вам это надо?
– Ох! Простите, не представился. Я Дрынько Осип Давыдович, заведующий хозяйством райкома партии. Везу имущество в тыл. Груз уж больно ценный, документы и имущество. Так есть надежда или нет?
– Забудьте про свою партию. Ее здесь больше нет, – спокойно произнес Максим. Немного подумав, зло добавил: – А когда вернетесь в свое время? А хрен его знает! Может быть, и никогда!
– Как? Вот так все нажитое непосильным трудом – и коту под хвост?! – недоуменно спросил дядька. – Я что, больше никого из своей семьи не увижу?
– Кроме нас, здесь вы больше никого не увидите! – торжественно произнес Максим. – Воспринимайте все как должное! Мы теперь ваша семья и власть!
Макс был зол. Зол на себя, на Оксану и на этого толстого дядьку, так пекущегося за имущество какой-то партии. Ну почему вот так? Ты к ней со всей душой, а она посылает подальше. Чего им еще нужно! А может, сам виноват, что вот так
Идя лесом к месту строительства подъема, Уваров разговорился с Костроминым. Тот оказался человеком словоохотливым.
– Господин подпоручик, – обратился к нему Олег, – а какие у вас мысли в отношении всего произошедшего?
– Извините меня, бога ради, господин подполковник, – замялся Костромин. – Запамятовал ваше имя и отчество…
– Олег Васильевич Уваров, – повторно представился Олег.
– Уважаемый Олег Васильевич, видите ли, я человек мирный, форму надел буквально три месяца назад, когда наш город освободили от большевиков. Я ведь в армии ранее не служил, поэтому и не привык к военным званиям. Я ведь по инженерной части был. Если позволите, бога ради, давайте обращаться друг к другу по-светски.
– Конечно, конечно, Антон Афанасьевич. Тем более для всех нас войны уже закончились. Наверное… – успокоил его Уваров.
– Премного благодарен за разрешение, – поблагодарил Костромин. – А насчет нашего с вами временного непредвиденного путешествия, то у меня, честно признаюсь, полная конфузия. Своих мыслей пока нет. Мне почему-то больше подходит предположение профессора Левковского. Он умнейший и опытный человек. А какие он нам лекции читал, заслушаешься! Правда, постарел сильно, а ранее моложе выглядел. А энергии сколько в нем было, если бы вы его знали! Не человек, а вечный двигатель!
– Антон Афанасьевич, вы немного забыли, что все мы здесь из разных времен. Меня вообще в четырнадцатом году и в проекте не было, да и моих родителей тоже. А до моего времени вы бы не дожили.
– Да-да, простите меня, милейший. Я совсем запамятовал, что злая судьба собрала нас всех и бросила в этот неизвестный мир.
– А какие в вашем лагере настроения? Что солдаты и казаки говорят? – поинтересовался Олег. Это было не праздное любопытство. Если в лагере красноармейцев он уже разобрался с обстановкой, то с белогвардейцами такой ясности не было. Как они себя поведут в дальнейшем, предсказать было трудно.
– Какие могут быть настроения?! Из огня да в полымя! Все в шоке! – расстроенно покачал головой Костромин. – Ведь у людей дома семьи остались, жены да дети! И там Гражданская война идет! Что с ними будет, один Господь ведает! У меня жена и дочь тоже там остались. Что с ними будет?
– Вот ведь какое совпадение! И у меня тоже жена и дочь остались в моем времени! – воскликнул Олег. Немного помолчав, с грустью вспомнив о своих, он спросил: – А девушек наших кто насиловать хотел?
– Сразу прошу у вас прощение за бестактное поведение с дамами, – извинился Костромин. – Это казаки ротмистра Новицкого. Думали, что это большевички или проститутки, уж больно вульгарно одеты для нашего времени. Да и то не все казаки. Всего четыре человека. Видите ли, сказалось долгое отсутствие женщин. Когда отец Михаил к нам приехал и рассказал обо всем, они покаялись и прощения попросили.