Перелетные работы

Садур Екатерина

– А я тебя видела, - сказала я Аленке.

– Ну и что?
– таинственно улыбнулась Аленка.
– Я теперь здесь очень часто бываю...

– А пойдем ко мне!
– позвала я Аленку.

Аленка усмехнулась и взяла меня под руку:

– А пойдем!

Мы побежали по коридору.

Мы пробежали мимо стеклянной двери.

– Вот это называется кабинет, - сказала я.

– Ка-ни-бет!
– повторила за мной Аленка, и мы захохотали.

За дверью виден был длинный письменный стол с креслом и круглой табуреткой. Над столом висел портрет черноволосого

юноши. Юноша держал папироску в тонких пальцах. У него были длинные глаза, но из-за папи-росного дыма невозможно было понять их цвет.

– Это молодой дядя Кирша, - сказала я на бегу.

– Похоже!
– испуганно вскрикнула Аленка, остановилась и опустила длинные глаза.

– Пойдем, - позвала я.

Но она стояла, окаменев.

Я открыла дверь в детскую: голубые стены в розовых сполохах, столик с зеркалом, сразу же за столиком - моя кроватка в кружевах, аквариум с золотыми рыбками. Они плавали по кругу, длинно прогибая хвосты, и длинно отталкивались от воды плавниками. В углу, в кресле-качалке, сидел плюшевый мишка в вязаных тапочках и кукла в цветной накидке. Перед креслом стоял столик с красными чашечками на белых блюдцах, под столиком проходила железная дорога. На рельсах неподвижно застыли вагончики. Из одного вагона выглядывал контролер в черной куртке с сумкой через плечо. Рядом с железной дорогой стоял грузовик. Раскинув руки и вытянув ноги, в кузове лежал пупс. Его глаза были широко раскрыты и смотрели в потолок.

– Подумаешь, - сказала Аленка, робко входя в комнату, - а я зато в новой школе лучше всех учусь читать.

Я завела железную дорогу. Состав вздрогнул и тронулся. Аленка вскрикнула и отскочила. Контролер с сумкой через плечо выпал из ваго-на...

Но тут в дверях показались зеленые тапочки и черные расхлябан-ные сапоги.

– Пойдем!
– рявкнули сапоги и притопнули на месте.

Зеленые тапочки суетливо пританцовывали.

Аленка с Наткой одевались в прихожей. Моя мама услужливо пода-вала пальто Натке. Натка ворчала и скрипела сапогами. Аленка одевалась с трудом. Сжав кулаки, она просовывала руки в рукава и пыхтела.

– Что у тебя в руке?
– строго спросила Натка.

– Ничего, - ответила Аленка и, моргая, посмотрела на ее плечо.

– Что у тебя в руке?
– грозно повторила Натка и потребовала: - Ну-ка смотри мне в глаза.

– Ни-че-го...
– тихо повторила Аленка и посмотрела на ее кара-кулевый воротник.

– Все понятно!
– сказала Натка и разжала ее кулак.

– Ах!
– подпрыгнули зеленые тапочки.

На ладони у Аленки лежал контролер, выпавший из вагона.

– Это мое!
– сказала я.

– Где взяла?
– грозно крикнула Натка и тряхнула черной гривой волос.

Аленка молчала.

– Где взяла? Я тебя спрашиваю!

Зеленые тапочки торопливо прибежали на помощь.

– Леля эту куколку подарила!
– сказала моя мама.

– Да что ты!
– удивилась я.

– Подарила!
– повторила моя мама и наступила мне на ногу зеле-ной тапочкой.

– Да не дарила я!
– возмутилась

я.
– Зачем ты наступаешь мне на ногу?

Моя мама больно шлепнула меня:

– Так подари!

– Нам чужого не надо!
– сухо сказала Натка, выдернула куколку из рук Аленки и засунула в карман моего платья.

Натка направилась к двери и потянула за собой Аленку.

– Приходите еще!
– захихикали зеленые тапочки.

– Непременно, - сухо сказала Натка.
– Не забывайте Аграфену Федосеевну!

– Увидимся - нет ли?
– окликнула я Аленку.

Аленка обмерила меня взглядом и таинственно улыбнулась:

– Кто знает?
– и пожала плечами.

Когда мы закрыли за ними дверь, в подъезде раздался грубый голос Натки: "Ах ты дрянь!" - и сухой хлопок. Аленка громко заревела.

Каждое утро я поджидала Натку и Аленку, но они больше не при-ходили. Я грустила и занималась с учительницей английского языка. Она близко жила, поэтому я ходила к ней одна, а моя мама каждый раз смо-трела в окно, как я пересекаю двор и исчезаю в ее подъезде. Я мечтала приехать к тете Груше, войти в ее комнату и поздороваться с ней по--английски. А потом из угловой квартиры тридцать вышла бы Вовкина ба-бушка и спросила бы меня: "Haw old are you?", и я бы ответила: "Fourth!"

Однажды я вышла из дому, а моя мама не смотрела мне вслед. Зазвонил телефон, и ее ноги, обутые в зеленые тапочки, вынесли ее в коридор снять трубку. "Алле-алле!
– закричала она.
– Что вы сказали? Нет, ничего не слышно!" Я шла через двор и, дойдя до угла нашего дома, взглянула в просвет улицы. Узко синело небо, деревья качались от ветра и хлестали его острыми ветками. На остановке, спиной ко мне, стояла Аленка с черным ранцем на плечах. Ранец застегивался на две металлические пряжки. На крышке ранца между застежками краснел гриб--мухомор. Я отвернулась и увидела угол соседнего дома, в котором женщина с квадратным лицом нетерпеливо поджидала три рубля.

Я зажмурилась и шагнула в просвет между домами.

– Привет!
– обрадовалась Аленка и побежала мне навстречу.

В ранце что-то глухо постукивало.

– Какая встреча!
– крикнула я и расставила руки, чтобы ее обнять.

– Какое у тебя пальтишко!
– ахнула Аленка.

– Да, - кивнула я и повернулась к ней спиной.

Пальтишко у меня было голубым с черным воротником и красными снегирями, вышитыми на груди и на спине. На груди снегири сидели на ветках, а на спине, расправив крылья, взлетали.

– А я хожу здесь в новую школу, - сказала Аленка и показала на Оперный театр.
– Видишь, тропинка? Идешь все время прямо, прямо, потом поворачиваешь за дом, а там снова проходишь дворами мимо кот-лована, мимо забора, через дорогу, и там будет такая ограда из белых досок. Так вот, одну доску отодвинешь, пролезешь в щелочку - и ты уже в школе.

Я пристально всматривалась в дорогу. Издалека медленно приблизи-лся синий квадрат троллейбуса с усами кузнечика. К стеклу были при-клеены цифры - тридцать один.