Перелетные работы
Шрифт:
Мужик заплатил штраф и надрывно крикнул:
– Но!
И следом сразу же добавил потухающим голосом:
– Бесполезно!
И все затихли от такого надрывного горя, и даже милиционер не знал, что делать. Штраф он уже получил, телега не трогалась, люди не расходились. Он стоял, опустив жезл, и молчал.
– Зима!
– громко сказала я, вспомнив тети-Грушино чтение.
– Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь. Его лошадка, снег почуя...
Все обернулись на меня и я продолжила:
– ...плетется рысью
И даже мужик обернулся на меня с телеги.
– Я скоро научусь читать, - объяснила я всем.
– А пока я еще читать не умею. Мне сейчас читает тетя Груша!
– и я указала на тетю Грушу. Тетя Груша скромно потупилась.
– А вы? Вы умеете читать?
– спросила я у мужика на телеге.
Но он только махнул на меня рукой. Я увидела, что у него красная сморщенная ладонь. Он отвернулся и закрыл лицо рукавом. Он горевал.
Белая лошадь тряхнула головой и медленно тронулась. Теле-га отъехала, открыв нас с тетей Грушей в полный рост. В толпе послышались смешки, вспыхнули огоньками сразу с нескольких сторон. "Наверное, они смеются над тети-Грушиными сапогами", - подумала я, но не успела узнать, потому что тетя Груша потащила меня через дорогу.
Милиционер радостно засвистел, и я с облегчением увидела, что мы идем не домой, а в библиотеку.
Библиотека была пуста, но на столе перед книжными стеллажами стояла чашка недопитого чая, надкушенное яблоко и развер-нутая конфета "Мишка на Севере".
Тетя Груша покашляла и сказала: "Здравствуйте!", я покаш-ляла следом, и тогда из-за стеллажей вышла библиотекарь. Каждый раз, когда мы приходили сюда, меня удивляло, почему муж
ским сло-вом "библиотекарь" называется женщина. У нее были короткие воло-сы, круглые очки, рубашка с черным галстуком, коричневый пиджак, но дальше вместо брюк шла коричневая юбка и черные стоптанные сапо-ги.
Мы с тетей Грушей вернули "Питера Пена" и взяли почитать "Сказки Пушкина".
– Вам не трудно управляться одной с такой девочкой?
– спро-сила библиотекарь, когда мы собирались уходить.
– Совсем не трудно, - ответила тетя Груша.
– К тому же моя Леля может по-английски.
– Вот как?
– сказала библиотекарь и надкусила конфетку "Мишка на Севере".
Я слегка кивнула. Ее нос был тесно зажат очками и казался очень маленьким, поэтому она каждый раз глубоко вздыхала, прежде чем начать говорить. Кончик ее носа, весь усеянный черными точечками, был белым и рыхлым и походил на булочку с маком, разломленную пополам.
– Удивительно, - вздохнула библиотекарь, отпивая из чашки.
– Как такая девочка может говорить по-английски! Это вы ее нау-чили?
– обратилась она к тете Груше и достала из ящика стола ме-шочек с конфетами.
– Нет, - ответила тетя Груша.
– Ее научила мама.
– Удивительно, - повторила библиотекарь, развязала мешочек и достала конфету "Чародейка".
– Куда
– Мы гуляем в палисаднике перед домом и ходим в зоопарк, - от-ветила тетя Груша.
– Удивительно!
– воскликнула библиотекарь, перекусила пополам "Чародейку" и улыбнулась мне.
Мы собрались уходить, но я поймала ее улыбку и вступила в разговор.
– Пожалуйста, - начала я и слегка поклонилась. Тетя Груша и библиотекарь улыбнулись, глядя на меня.
– Пожалуйста, покажите, какие у вас есть конфеты?
– спросила я и улыбнулась в ответ.
– Удивительно!
– сказала библиотекарь и гневно посмотрела на тетю Грушу.
– Есть конфеты очень вредно, девочка! От них крошат-ся зубы и толстеют ноги, ты поняла?
Она убрала мешочек обратно в стол и сухо попрощалась с на-ми. По дороге домой мы с тетей Грушей увидели высокую бабку в берете, лежащем на щеке, и мальчишку без бровей, они шли нам навстречу.
– Вова, - спрашивала его высокая бабка, - когда ты потеряешься на улице или в магазине, что ты будешь делать?
– Я подойду к милиционеру, - отвечал мальчишка без бровей, - и скажу, что я Вова Зорин-Трубецкой. А потом назову свой адрес.
Мы с тетей Грушей внимательно слушали.
– А какой у тебя адрес?
– выспрашивала бабка.
– Улица Гоголя. Дом семнадцать дробь "а", квартира три
дцать, - отчеканил мальчишка без бровей.
– У нас точно такой же адрес, - взволнованно сказала я тете Груше, только квартира у нас тридцать один.
– Это наши соседи, - сказала мне тетя Груша.
Я успокоилась и стала думать, почему наш дом называется не просто семнадцать, а еще и дробь "а". Особенно меня удивля-ло слово "дробь".
И вдруг мальчишка без бровей поднял глаза и увидел нас с тетей Грушей.
– Леля, любимая!
– крикнул он, вырвался от высокой бабки и побежал к нам.
Я спряталась от него за тетю Грушу. Но он забежал за нее и сказал:
– Я Вова!
Его куртка была расстегнута, и когда он бежал ко мне, я видела, как под курткой у него подпрыгивает живот.
А его бабка тем временем подняла берет со щеки и закрепила на голове. Но берет долго не продержался. Ополз на другую щеку.
– Здравствуйте, Аграфена Федосеевна, - кивнула она.
– Еще раз, Анна Федоровна, - кивнула тетя Груша.
– Я ему говорю, - и она указала на мальчишку без бровей, - что к вам скоро внученьку привезут. Так он меня замучил: "Когда да когда!"
Вовка смущенно улыбнулся.
По палисаднику вместе с подростками шел дядя Кирша. Подростки окружили его со всех сторон, как будто бы взяли в плен. Впереди всех, приседая и приплясывая, бежал коротышка Арбуз. Дядя Кирша остановился и подростки остановились тоже, засмеялись над чем-то, и дядя Кирша засмеялся в ответ. Потом они расступились, выпуская его, и он с достоинством направился к нам.