Переломный момент
Шрифт:
– Ну, гордись теперь. И что дальше?
– Я просто хотела, чтобы ты был в курсе, что я всё про тебя знаю.
– Я в курсе. Спасибо. А отец твой в курсе?
– При чём тут папа?
– При том, что в определённый момент у него может не хватить сил и средств, чтобы исправлять ваши с матерью глупости.
– Ты мне угрожаешь?
Он на секунду задумался, а потом честно признался:
– Да.
– Что ты мне сделаешь?
– Не я, но кто-нибудь, твой отец или муж обязательно рано или поздно отвернут тебе голову.
– Ха-ха-ха! Они меня любят. А я вот могу запретить тебе общаться с Егором. Запросто.
– Можешь, но не станешь этого делать.
– Почему это?
– Спроси у мамы с папой. Мне надоел этот дурацкий разговор.
– Сам ты дурацкий!
– Да. Я дурацкий. И оставь меня в покое. Маме с папой привет.
Он нажал на отбой и потёр лицо руками, вот же дрянь! Не хватало ещё, чтобы эта тварь испортила жизнь Альбине, но не жаловаться же тестю? Или пожаловаться? Пусть там вправит
Валера, уже собиравшийся до звонка этой стервы ехать домой, передумал и направился в модный ресторан рядом с офисом. Он поужинал и сел в баре подумать, что делать дальше, кто просветил бывшую или тёщу насчёт Альбины, ведь ясно, что где одна, там и другая, и как этому некто оторвать язык.
В банкетном зале что-то праздновали. Они всё время что-то празднуют. Камни с неба, экономика на боку, а кому-то всё равно праздник. Ведь если где-то убыло, то наверняка где-то прибыло. У этих празднующих, видать, прибыло, они небось угрызениями совести не мучаются и книг вредных в детстве не читали.
Ну и кто бы мог подумать, что эта дамочка с Рубинштейна окажется среди празднующих, да ещё усядется в баре рядом с ним. Следует признаться, как только она нарисовалась рядом, у него из башки моментально выскочили и бывшая, и тёща, и Альбина вместе с ними. На эту опять все пялились. Ещё бы! У него самого аж дух захватило от этакой красотищи. Зелёный цвет её сильно украшал, хотя куда там уже краше. Разумеется, он не стал ей демонстрировать своё частичное, нет, полное обалдение. Внимательно оглядел ногу, вроде всё срослось успешно. Он вспомнил, в каком виде она ему открыла дверь, и тут же уставился в вырез её платья, ему показалось, что вместе с ним туда уставился весь ресторан. Поэтому он сделал самое свирепое лицо из своего арсенала и принялся о ней заботиться. Вот почему ни бывшая, ни Альбина не вызывают желания о них заботиться, а эта, стоило ей только появиться, сразу у него какие-то странные чувства вызывает. Нет вожделение, конечно, на месте, но ещё и что-то такое образовывается, что он почувствовал, когда Люся ему слюнявила физиономию. Наверное, это отцовское что-то. Ему не хотелось, чтобы эта женщина куда-нибудь вляпалась во что-то нехорошее. Вон она, похоже, уже в жабика своего вляпалась, но вроде вовремя поняла, что это совсем не то, что нужно. Молодец, может, и не дура вовсе. Хотя ведёт себя как полная дура. Ну кто же это так набухивается всем подряд, совершенно не умея этого делать? Он внимательно наблюдал, как она напивалась, но ей было так весело, что он плюнул заботиться и решил получить удовольствие.
Удовольствие получить не удалось. Опять пришлось тащить её домой, а по дороге ехать в магазин и аптеку. Вряд ли у неё дома могло оказаться что-то для оказания первой помощи при алкогольном отравлении. Надо было видеть лицо Степаныча, когда Валера явился к машине вместе с ней. Но самое лицо со Степанычем приключилось, когда она наблевала в салоне, с которого Степаныч пылинки сдувал. У него самого, однако, приключилось точно такое же лицо, когда она наблевала ему на штаны, в самое туда. Стало тепло и очень противно. Степаныч выгрузил их у её дома и строго сообщил:
– Завтра на меня не рассчитывай, химчистку салона делать буду.
После этого он удалился, а Валера остался один на один с пьянющей в хлам вертихвосткой и мокрыми штанами. Он отнял у неё сумку, которую она никак не хотела ему отдавать, а всё прижимала к себе со словами, мол, береги сумку смолоду, и, слава Богу, отыскал там среди помад и прочего хлама ключи от квартиры. Телефон её постоянно надрывался, это названивал внезапно воспылавший к ней жабик. Видать, взревновал. Видел бы он сейчас эту свою королевишну. Небось снова за чужой счёт прокатиться желает. Валера с ней тут будет нянчиться, а этот фраер потом опять заявится с букетом на всё готовенькое.
Валера не стал с ней церемониться как раньше, держал за всё подряд, лишь бы не упала, но она вроде бы и не возражала. Дотащил до квартиры, запихнул вовнутрь, усадил в прихожей и первым делом сам избавился от мокрых штанов. Кинул их в стирку, принял душ, а потом уже принялся за свою королеву манежа. Снял с неё всё, умыл кое-как и засунул в кровать. Конечно, там у неё было на что посмотреть и за что подержаться, ещё как, но вожделение куда-то подевалось. Какое уж там вожделение, когда баба лыка не вяжет, а только хихикает. Надо сказать, что он и сам с ней слегка усугубил, поэтому башка раскалывалась. Не зря ему этот бармен с бегающими глазками сразу не понравился. Явно намешал чего-то, скотина. От хорошего пойла при грамотном употреблении башка болеть не должна. Он принял таблетку и завалился спать, когда уже засыпал, ей опять позвонил этот чёртов жабик. Он не удержался, ответил на вызов и отправил жабика туда, куда тот так упорно напрашивался. А кто б не отправил?
Несколько раз ночью болезная вставала и бегала в туалет, но вроде больше не блевала, потом помылась, значит, очухалась. Смешно так испугалась, когда
Ну, а потом у них всё и случилось, странно бы, если б нет. Здоровые, половозрелые, вполне себе красивые взрослые люди без обязательств, оказавшиеся в одной кровати, вряд ли пожмут друг другу руки и разойдутся по делам. Вот и они руки пожимать не стали, и, как он понял, ей всё очень даже понравилось. Ну, кроме одного. Презервативов Степаныч ему в аптеке не купил, не догадался. Его озадачили алкозельцером и таблетками от головы, он и исполнил всё в точности. Да и Валере как-то в мокрых штанах не до презервативов было. А стоило вообще из-за этих презервативов так разоряться? Это ему опасаться надо, может, она не впервой так накидалась и с первым встречным в койку прыгнула? Тоже мне! Нашла кого попало. Шалава! Об этом он думал, натянув высохшие штаны и как Элвис покинув здание с гордо поднятой головой. На самом деле сам себя накручивал. Уходить ему не хотелось. Совсем! Но он понял, если сейчас не свалит, то прилепится к ней навсегда со всеми вытекающими. К вытекающим он в себе готовности не чувствовал, и вытекающих этих опасался. Получается, поступил в точности как жабик. Вовремя слинял. Натянув шапку поглубже, он выкатился из её парадной на улицу и побрёл в сторону дома, благо это оказалось не так уж и далеко, заодно проветрится, опять же какая-никакая физкультура, ему из-за этих разъездов и разгребания всяческих отложений в зал всё никак не выбраться. Ну и пить, разумеется, надо бросать, стать как Алихан здоровым с румянцем во всю щёку, хотя Лёха тоже здоровый, а ведь практически не просыхает.
Ветра не было, что в приморском городе, каким, безусловно, является Питер, большая редкость. С неба сыпался мелкий дождик, который маленький Егорка обозвал «моросит». Так вот этот «моросит», как ему и положено, моросил, снега на тротуарах уже не было и в помине, перспектива тонула в тумане, было тепло и сыро, всё как он любит. Валера брёл в сторону дома и размышлял о том, что жизнь в сущности великое наеба…., ну, вы поняли. А кто не понял, тому, значит, ещё предстоит получить этот опыт, тот самый, который «сын ошибок трудных». С детства все, кому не лень, засирают детям мозги всякой хренью, типа, что такое хорошо, и что такое плохо. Разумеется, Валера ничего не имел против «дождь покапал и прошёл, солнце в целом свете. Это очень хорошо и большим, и детям». Так это и дураку ясно, а вот всё остальное? Про рыцарей без страха и упрёка, про благородных донов и прочих Данко и Робин Гудов. Спрашивается, ради кого сердце надо из груди рвать, чтобы им дорогу осветить. Куда дорогу? Кто все эти люди? И что в результате? Сидишь в кутузке весь такой благородный, а они празднуют. Или вот ещё, как недавно Егор спрашивал, девочки, которых нельзя обижать. Выходит, мальчиков обижать можно? Девочки, конечно, слабее, и бить их как-то некомильфо, и не потому что они девочки, а потому что это просто нечестно, вернее, среди благородных донов так не принято, и то, пока она на тебя с ножом не кинулась. Но кто сказал, что надо всё бросать и защищать этих нежных фиалок от тягот жизни? Они ведь тоже совсем не благородные дамы из дурацких книжек. Какая там любовь-морковь? Они в точности, как те, которые празднуют, думают исключительно о своём удобстве и чихать хотели, кто там сердце из груди рвёт. Бывшая вон, замуж готова выйти за любого, кто ей комфорт обеспечит. Чему она свою Люсю научит? Тому же! Вырастит из этого маленького солнышка такой же фикус-душитель, который будет из какого-нибудь мужика жизнь высасывать. Или Альбина, тоже примерчик ещё тот. Сегодня ей с ним удобно, а завтра будет удобно с мужем. Кто под рукой, с тем и удобно. Или вот эта героиня-любовница. Ведь что говорит, что несёт! Ребенка ей, видите ли, надо рожать прям до усрачки, и не потому что встретила свою любовь и хочет логически закрепить её в плоде этой любви. Где там! Потому что пора. Пора! Чисто физиологически пора. Ну раз пора, давай, рожай. Ой, нет. Спрашивается, почему? А потому что неудобно. И нефиг детям мозги полоскать, люди живут исключительно ради своего удобства, чисто обезьяны, вкусно поесть и хорошо потрахаться и, разумеется, лучше на свободе, а свобода в нынешнее время стоит больших денег. И нафига ему самому, спрашивается, размножаться в этих условиях? Чтоб его детишкам также мозги засирали? Про Мальчиша-Кибальчиша рассказывали? А ещё круче слепят из Егорки такого Кибальчиша, и что делать? Он ведь себе этого не простит. И тут же пришла мысль, может, зря он всё же отказался от Лёхиного предложения? Ведь никакой он не благородный дон, потому что нельзя быть благородным доном только наполовину.
Глава 11
Гадский граф
Дальше потянулись унылые дни. Несколько раз в кафе бизнес-центра Лера сталкивалась с Игошиным, который отстранённо здоровался и глядел на неё уже совсем не приветливо, а мягко говоря, волком. Даже не волком, волки вряд ли смотрят на свою жертву с такой ненавистью. После работы Лера стремглав летела домой в ожидании, что знакомый незнакомец, которого после общения с писательницей она для удобства прозвала графом, всё же объявится, как прогнозировала Галина Ивановна. Лера сидела дома, прислушиваясь к звукам за входной дверью. Даже к маркетингу она слегка охладела, постоянно мусоля в памяти всё, что с ней приключилось. Как же это было хорошо-то!