Переломный момент

Мясникова Ирина Николаевна

– Лера, ты не влюбилась часом? – с озабоченным видом поинтересовалась у неё начальница отдела маркетинга. – Всё время витаешь в где-то облаках, отвечаешь невпопад. Что-то мне это не нравится. Не хватает ещё, чтоб и ты в декрет ушла.

– Я влюбилась, – призналась Лера, – но декрет мне не грозит. К сожалению.

Сказав такое, она вдруг сообразила, что это ей доподлинно вовсе не известно. Вдруг она как та самая наивная горничная внезапно оказалась на сносях, а граф, как водится, сделав своё чёрное дело, испарился. Повод нашёл, к словам придрался. Поэтому по дороге домой она заехала в аптеку и купила несколько тестов на беременность. На всякий случай. Тесты ничего такого не показали, и она выдохнула с облегчением,

но тут же стала беспокоиться, а вдруг он всё наврал про своё идеальное здоровье? Заразил её какой-нибудь гадостью и утёк, как и положено самцу, по мнению писательницы. Пришлось записаться к доктору и сдать анализы. Анализы показали, что Лера абсолютно здорова, и она опять выдохнула, но снова начала страдать, что обидела такого честного графа, тьфу ты, самца. Разумеется, все её страдания не остались незаметны для зоркого ока Мальвины, и та вручила им с Галиной Ивановной билеты в Мариинку на «Щелкунчика».

– Вам обеим просто необходимо развеяться, – безапелляционным тоном заявила она. – Балет в Мариинке, как мне кажется, именно то, что нужно. Бессмертная музыка Чайковского, она, знаете ли, бодрит. Особенно в живом звуке и с этим волшебным топотком пуантов по сцене.

В подтверждение своих слов Мальвина попыталась пробежаться на цыпочках, изображая почему-то лебедя, но лебедь из неё получился никакущий. Она явно это осознала, поэтому тяжело вздохнула и безнадёжно махнула рукой.

– А вы с Мишенькой разве не хотите взбодриться и развеяться, почему сами не пойдёте? – поинтересовалась Галина Ивановна.

– Мишенька и балет? Ха-ха-ха! Звучит так же, как Мишенька и опера. Кроме того, у меня в этот день спектакль, а то бы я с вами пошла. Сходите и обязательно загляните в буфет. Мамочка моя, царствие ей небесное, меня всегда в оперу заманивала бутербродами из буфета. Там даже при Советах, бывало, с чёрной икрой подавали.

– Да сколько там той икры-то было? Тьфу! – отрезвила Мальвину Галина Ивановна. – С ноготь на мизинце. Масла больше в тот бутерброд клали, кубиком.

– Да, – согласилась Мальвина. – Тут вы правы. И масла было больше, а особенно булки. Но всё равно, Мариинка – это вам не концертный зал консерватории или какой-нибудь «Октябрьский», прости Господи. Так что наряжайтесь и марш. Обе!

– Я как заправская дуэнья надену чёрное, – сообщила Галина Ивановна.

– Главное не распугайте там девочке всех кавалеров.

– Какие кавалеры на балете? Я тебя умоляю!

– Ну не все же как мой Мишенька.

– Все!

На балет выдвинулись обе в чёрном. Лера решила, что на такое серьёзное мероприятие и в таком настроении как у неё можно надевать исключительно чёрное. Места оказались очень дорогие, в партере, и Галина Ивановна всё время ворчала, что Мальвина мотовка, и знал бы Мишенька, сколько денег жена потратила на балет для домработницы, начистил бы ей уши, а домработницу выгнал бы взашей. Лера честно пыталась отдать Мальвине деньги за билет, но Мальвина ушла в обидки и сказала, что рада устроить милый пустячок для девочек, у которых нет такого Мишеньки, который делает им хорошо.

После первого акта Галина Ивановна сказала, что на буфете они запросто могут сэкономить, но вот пройтись по фойе просто необходимо, чтобы размять ноги и себя показать. Как и предполагала Галина Ивановна, в Мариинке с кавалерами оказалось негусто, но так как они видели только то, что предлагалось в партере, возможно, где-нибудь в ложах или на галёрке какие-нибудь подходящие Лере графы и прячутся. Лера к подобным размышлениям своей спутницы отнеслась более чем скептически, однако, как ни странно, граф в фойе обнаружился. И не просто абы какой, а именно тот самый. Лера даже замерла, будто увидела привидение. Она толкнула Галину Ивановну в бок и прошептала, что объект находится в направлении на три часа. Галина Ивановна, видимо, не

любила фильмы про бравых спецназовцев, поэтому не поняла, где эти три часа находятся, и завертела головой во все стороны. Граф собственной персоной стоял в компании каких-то весёлых нарядно одетых людей: мужчин и женщин с детьми. Он что-то говорил, а они все смеялись. Тут он увидел Леру и явно удивился. Она помахала ему рукой, он что-то сказал своей компании и пошел в сторону Леры.

– Дуэнья удаляется, – многозначительно сказала Галина Ивановна и растворилась в воздухе.

– Женщина! Начинает складываться впечатление, что ты меня преследуешь, – заявил он, радостно улыбаясь.

– Вот ещё, – фыркнула Лера. – Я тут на «Щелкунчике».

– Не может быть!

Лера поняла, что сморозила глупость, и почувствовала, как краснеет.

– Пользуясь случаем, хочу извиниться, – сказала она.

– Извиняйся смело.

– Извиняюсь, была неправа, вы совсем не кто попало.

– Это хорошо, я тоже так думаю, в этом вопросе мы совпадаем.

– И ещё, я всё обдумала, как вы и советовали.

– Что обдумала?

– То, чего я хочу.

– Это уже интересно. И чего же?

– Ну, ребёнка. Но не прямо сейчас, а в принципе.

– Прямо сейчас точно никак не получится, – он посмотрел на часы. – Женщина, я честно очень рад, что ты понимаешь теперь, чего хочешь, но я должен идти. Мне надо кое-какие проблемы порешать.

Он слегка обнял Леру, по-отечески поцеловал куда-то в висок и ушёл в сторону своей компании. Лера чуть не задохнулась от возмущения, она никак не могла начать дышать и ловила воздух ртом как рыба, выброшенная на берег.

– Дуэнья появляется, – раздалось рядом, но Лера не смогла отреагировать и только хлопала глазами. Галина Ивановна слегка стукнула её по спине.

– Он, он …, – зашипела Лера.

– Очень даже ничего себе, вполне такой, как бы сказала Мальвина, пупсичек. Остальное потом расскажешь, а сейчас бессмертная музыка Чайковского. Она тебе точно не повредит. Вся их компания в первой ложе, я проследила, оттуда весь зал как на ладони. Поэтому голову выше, спину выпрямляем и улыбаемся.

С гордо поднятыми головами они уселись на свои места, Лера скосила глаза в сторону первой ложи, но своего, вернее, уже почти постороннего графа там не увидела. Скорее всего, потому что в глазах у неё немного всё расплывалось, наверное, от слёз. Было очень обидно. И в соответствии с бабушкиными заветами, чтобы не расплакаться, Лера стала злиться. Разумеется, злилась она не столько на дурацкий конец сказки, где принц опять становится Щелкунчиком, сколько на сидящих в первой ложе.

На обратном пути Галина Ивановна не дала Лере сказать ни слова, делая большие глаза в сторону таксиста, и только в лифте Лера смогла, наконец, выпалить:

– Вот же гад какой! Гад, гад, гад!

– Чего гад-то? Вроде признал тебя, даже облобызал. Или мне показалось?

– Там, наверное, в этой компашке жена его была и дети.

– Разумеется, а ещё две любовницы. Не сочиняй. Кто б тебя при жене стал обнимать?

– Это называется обнимать? Я, можно сказать, решила уже детей ему рожать.

– Надеюсь, ты ему этого не сообщила? – Галина Ивановна сделала вид, что проверяет у Леры температуру.

– Сообщила, конечно!

– И думала, что он тут же на радостях кинется тебе в ноги и поведёт тебя под венец, а не испарится как всякий нормальный мужчина? – Глаза Галины Ивановны стали больше её очков.

– Но он же меня спрашивал? Он хотел! А когда я, он, рррррр, – Лера зарычала и затопала ногами. Из глаз брызнули слёзы. – Некогда ему! Уууу какой.

– Прекрати немедленно, ты ведёшь себя как капризный ребёнок, которому не купили новую игрушку. Похоже, наша Мальвинка дурно на тебя влияет. Не ровен час, бант нацепишь. Скажи конкретно, что он тебе сказал, прежде чем испарился?